Автор: Lestikona (она же я)
Рейтинг: G
Жанр: фэнтази/постапокалиптика/драма
Размер: mini
Краткое описание: Не знаю, как описать, о чем это произведение. Все, что я начинаю писать, тут же накладывает на текст шаблоны, и я понимаю, что люди, которым написанное могло бы понравится, именно из-за этих шаблонов могут не нажать "читать дальше". Поэтому я вместо одного тэга MORE сделала два. Первый откроет маленький кусочек текста - завязку. Прочитайте ее и пусть она будет для вас кратким описанием. Все равно она меньше половины страницы размером. А дальше уже будете решать, хотите вы читать продолжение или нет.
Примечание: это начало длинной истории - можно сказать, первая часть не знаю уж из скольки. Продолжение будет выкладываться по просьбам читателей.
Завязка, вместо краткого описания
На самом деле – выхвачен кусок:
На равных перед вечностью и тленом
И пуля, разносящая висок,
И мальчик, преклоняющий колена…
И – "чет" на "нечет". В нынешней игре
Нет форы ни металлу, ни мужчине,
Лишь – девочка, поющая в лощине,
И – дудочка, что плачет на горе.
Е. Рытвинская
На равных перед вечностью и тленом
И пуля, разносящая висок,
И мальчик, преклоняющий колена…
И – "чет" на "нечет". В нынешней игре
Нет форы ни металлу, ни мужчине,
Лишь – девочка, поющая в лощине,
И – дудочка, что плачет на горе.
Е. Рытвинская
Диана
Часть 1. Кот
год Пожара, 15 апреля
Ветер перемен нес по городу дыхание весны. Цвели деревья, какие – названий я не знала. Они обрамляли дорожку, по которой мы так любили гулять, – невысокие, с узловатыми стволами и ветками, будто специально предназначенными для лазанья. Бедный квартальчик со старыми пятиэтажными домами был богат небольшими садиками, казавшимися нам настоящими лесами. Мы гуляли по этим лесам, выходили к речке – то есть, маленькому ручейку, – и начинали пускать кораблики.
Тот апрельский день так и потерялся бы в моей памяти, если бы не одно забавное происшествие. Анжелика увидела худую, но удивительно изящную кошку и, показывая на нее пальцем, воскликнула:
– Киска! – а потом добавила: - Такая худая… Голодная, наверное!
– Вовсе нет, – возмутилась "киска". – И вообще, я кот!
– Говорящая! – обрадовалась я.
Кот скорчил рожу, смешно наморщив нос: видимо он умел не только говорить. Анжелика посмотрела на него испугано и дернула меня за рукав платьишка:
– Пошли… Мне страшно…
– А ты как научился говорить? – спросила я, не замечая Анжелику. Говорящий кот был гораздо интереснее испугавшейся подруги. Сказка вдруг стала явью, в мире появлялись говорящие кошки… нет, я решительно не собиралась уходить отсюда, и Анжелика, робко дергавшая меня за рукав, не в силах была меня остановить! Лучше я уйду с котом в неизвестную сказочную страну!
– А ты как научилась? – спросил кот, и его вопрос поставил меня в тупик.
Наконец я неуверенно сказала:
– Не помню.
– Тебе сколько лет?
– Семь.
– А мне несколько миллиардов. Вот и думай, помню ли я!
– А миллиард – это сколько? Это долго?
Кот тяжело вздохнул, повернулся и побежал прочь. Догнать мы его не смогли.
Вечером я сдуру рассказала дяде и тете про кота, они посмеялись и сказали: "Вот выдумщица!", а я жутко обиделась. Но потом, поздно вечером, когда они решили, что я уснула, тетя сказала дяде:
– С чего это Катя стала такие сказки рассказывать?
"Я – Диана!" – возмущенно подумала я. – "Думаете, папу похоронили – и называть меня можете, как хотите?!"
Я спряталась под одеяло с головой, кипя от возмущения.
Папа умер, когда мне было около четырех лет. Тогда же появились чужаки: дядя и тетя. Они появились, когда папа умер, они отобрали у меня пианино и имя. Они сказали, что "Цветкова Диана Михайловна" звучит смешно, и быть мне Катькой.
Я ненавидела их за то, что они заставляли меня выбирать: поступать "правильно" или получать наказание. Я не могла понять, где граница между "правильно" и "неправильно", где граница между "девочкой хорошей" и "девочкой плохой", почему одно - можно, а другое - нельзя. И уже тогда я поклялась себе: "вырасту – и сбегу отсюда. Ничто меня не удержит!" "Даже я?" – как-то спросила Анжелика. "Даже ты!" - ответила я.
Кажется, она расплакалась тогда. Не уверена. Не помню.
читать дальше
Часть 2. Дракон
год пожара, 16 апреля
На следующий день шел дождь, и мы с Анжеликой сидели у нее в комнате под столом, играя в дом. Вообще–то наш дом был на столе, а под столом был подвал, в который мы прятались, когда появлялось абсолютное зло, которое Анжелика называла словом "пауки", но я спорила с ней, доказывая, что "гигантские осы" гораздо страшнее. Поэтому самые страшные нашествия, во время которых мы сидели особенно тихо, у нас назывались "осы, оседланные пауками" и были довольно редким событием.
Чтобы узнать, не идут ли враги, мы должны были проползти по лабиринту из стульев, накрытых сверху разными тряпками, которыми нас щедро снабжала Анжеликина мама, и выглянуть в окно.
Время от времени к нам подходила Анжеликина мама с "гуманитарной помощью" (не вспомню уже, откуда мы выцепили это хитрое словосочетание) – когда с жареной картошкой и вкусными котлетками, а когда просто с печеньем и чаем. Ели мы всегда в доме, а не в подвале, потому что нашу игру всегда можно было "поставить на паузу".
Дракон появился как раз когда мы "поставили игру на паузу" и уплетали салат из помидоров с огурцами.
Белоснежный, голубоглазый и пушистый, он легкомысленно пролетел мимо дома, и мы тут же бросились к окну. Неподалеку кружил еще один дракон. Увидев его, мама Анжелики начала креститься, а потом неуверенно спросила нас:
– Вы тоже его видите?
Мы кивнули, и тогда она послала нас играть дальше, а сама стала кому–то звонить.
Часть 3. Их много
год Пожара, 18 апреля
Вечером, к моему удивлению, по телевизору показывали драконов. Я уселась возле дяди и стала смотреть новости. Он в такое шокирующее событие поверил не сразу: как и все нормальные дети, я терпеть не могла серьезные передачи, в которых нудные дяди говорят скучнейшие вещи с постным лицом, а тут уселась рядом и не желала уходить, чуть истерику не закатила. Итак, по всему миру появились странные существа, в простонародье именуемые "драконами", и их наличие отрицать было бесполезно, в отличие от слухов о других существах. Драконов было много. Они появились по всему миру. Они умудрились обглодать целый лес где–то в Подмосковье, и теперь деревья там стояли голыми, как зимой. Я очень четко запомнила фразу телеведущего:
"Драконы, питающиеся травой, – это нонсенс".
Президент обещал выяснить, что же происходит. Ученые выдвигали гипотезы. Драконов пытались поймать, выгнать, против них применяли зенитные установки, на них жаловались крестьяне. И, глядя на окровавленный труп белоснежного дракончика, я заплакала:
– Он же никого не обижал! Пусть бы себе летал! Он ведь только травкой питался!
– Катька, молчи! Слушать мешаешь! – рявкнул на меня дядя.
– Я Диана!
Потом меня отправили спать, а тетя с дядей сидели на кухне, пили чай и обсуждали драконов.
А я лежала в своей комнате под одеялом и вспоминала папу. Вспоминала, как он играл мне на пианино, старом, черном, у которого можно было снять деревянную панель и посмотреть, как молоточки бьют по струнам. Он улыбался мне и пел песни – слов я уже не помнила, и от этого было еще грустнее… Помнила лишь длинные пальцы, ловко скользившие по клавишам, и добрые голубые глаза, совсем такого же цвета, как мои. Если подойти к зеркалу и посмотреть себе в глаза, можно будет вспомнить глаза папы… А мама…
У меня не было мамы. Никогда не было. Папа ничего не рассказывал, а я не спрашивала.
И в тот вечер, лежа в постели, жалея дракончика и вспоминая папу, я спрашивала себя: а кто моя мама? Дядя никогда не говорил о ней ничего, не отвечал ни на какие вопросы. Он лишь раздражался. А мне так хотелось услышать о ней хоть что–нибудь, увидеть ее глаза, черты лица… наверно, у нее такие же ярко–рыжие волосы, как у меня… ведь у папы волосы были темными… наверно, она красивая…
Я не знала, что волос у моей мамы тогда уже не было. Они все выпали, как и большинство зубов, из–за терапии, направленной на борьбу с раком. Щеки ввалились, на губах и подбородке выросла щетина, кожа посерела… Мама не хотела, чтобы я видела ее такой.
Я узнала об этом позже…
Когда получила от нее прощальное письмо.
Часть 4. Письмо
год Пожара, 21 апреля
И то, что было набело откроется потом…
Би–2&Чичерина "Мой рок–н–ролл"
Би–2&Чичерина "Мой рок–н–ролл"
Письмо принес дядя и отдал мне. Вместе с ним в конверте лежало красивое кольцо с темно–синим камнем, надетое на цепочку, кольцо, которое дядя у меня тут же отобрал и сказал, что отдаст, когда подрасту.
Я развернула письмо. Буквы были печатными, крупными и кривыми, как у меня, но с середины письма почерк неожиданно менялся, буквы стали совсем другими: красивыми, округлыми…
"Здравствуй, Диана!
Хорошо я хоть имя твое знаю… Сейчас, когда мне жить осталось считанные дни, я думаю, что поступила неправильно, оставив тебя отцу и сбежав. Мне просто не хотелось, чтобы ты видела, как я умираю.
У меня нашли рак, когда я была беременна. Когда вырастешь, узнаешь, что такое рак и как его лечат, – и поймешь меня. Мне не хотелось, чтобы ты видела, как я страдаю. Не хотелось, чтобы ты испытывала отвращение к матери, высохшей, облысевшей, пропахшей лекарствами, со слабым, едва слышным голосом и несчастными глазами.
Мне не хотелось, чтобы ты относилась ко мне как к чему–то неприятному и непонятно зачем нужному в твоей жизни.
Прости, тебе, наверно, сложно было без меня, но твой отец удивительный человек. Я уверена, что он прекрасно тебя растил.
Я хотела прийти на его похороны, но, к сожалению, врачи не отпустили меня. Впрочем, тебе это знать не стоит. Я хочу рассказать тебе две замечательные истории. Первую – о нашей встрече с твоим отцом, вторую – о кольце, которое вложила в конверт и которое должен тебе отдать дядя Миша.
Мы встретились с твоим отцом на дне рождения моей подруги. Я в него влюбилась с первого взгляда. Мы с ним были вместе всего две недели, но мы были счастливы. А потом я ушла.
Дело не в том, что я его разлюбила, или он меня разлюбил, или кто–то нас разлучил. Я всегда так уходила, ото всех. Просто не могла иначе.
Он меня понял.
И совсем скоро я узнала, что беременна. Эта беременность была настоящим чудом. Когда–нибудь ты узнаешь, отчего дети бывают, и отчего их не бывает. И по всем правилам, детей у нас быть не могло.
Именно поэтому дядя Миша и считает, что ты ему никакая не племянница. Не верь ему. У тебя глаза отца. Он говорил, что у тебя его пальцы и такой же прекрасный слух.
Но всего через неделю после того, как я узнала, что у меня будет ребенок, я узнала еще одну вещь: я смертельно больна. Врачи обещали мне, что я даже родить не успею, а если успею, то какого–нибудь уродца, и советовали сделать аборт. То есть убить тебя.
Поверь мне, если бы ты родилась без рук или ног, или с каким–нибудь другим уродством, у меня хватило бы сил оборвать твою жизнь. Потому что я всегда считала, и считаю – лучше не жить совсем, чем жить калекой. Лучше умереть, чем быть обузой.
Поэтому я послала врачей куда подальше, собрала все деньги, какие у меня были, купила билет к морю – и уехала. Я купалась, веселилась, ела что хотела, делала что хотела, рисовала, училась играть на флейте, ходила на концерты и жила в свое удовольствие.
Потом я приехала обратно и родила тебя.
И поняла, что сил у меня больше нет практически ни на что.
Тем не менее, мне необходимо было сделать еще одну вещь: найти твоего отца. И я нашла его. Он признал тебя, даже не сомневаясь. Может, потому что я была больна, может, потому что все еще любил меня, а может, еще почему… Я не знаю. Но все время, пока он был жив, он навещал меня. Приносил твои фотографии и обещал тебя привести как–нибудь, но я ему запрещала.
Ребенок не должен бывать в таких местах, где я лежу. Ребенок не должен видеть такую смерть.
Я писала, что жить калекой хуже, чем умереть. Почему же я не покончила с собой? Потому что я должна передать тебе одну вещь: кольцо. И я ждала столько, сколько могла, чтобы оно попало к тебе как можно позже.
Это кольцо было подарено твоей далекой - много раз "пра-" - бабушке эльфом. История, которую у нас передают с этим кольцом, гласит: твоя прабабушка (звали которую тоже Дианой, как и тебя) была очень красивой девушкой. У нее был возлюбленный, которому она поклялась в верности и который, вскоре после этого, ушел на войну. Прошел год, и почти все из деревни вернулись. Почти все – кроме него. Тем не менее, ближайшие товарищи клялись, что не видели, как он умер. Его или взяли в плен, или ранили. Он пропал без вести, но Диана не верила, что его убили.
И она пошла на поле битвы. Она шла пешком, и дорога была долгой. По дороге на нее напали разбойники, и ее спас эльф, прекрасный эльф с длинными черными волосами и черными глазами. Его взгляд мог заставить любую сойти с ума, его улыбка манила, но Диана отвергла его, сказав, что у нее уже есть возлюбленный. Тогда эльф предложил помочь ей в поисках.
И они пошли дальше вместе. Диана увидела, что эльф не только прекрасен, но также силен и благороден, но она была верна данной клятве и не собиралась ее нарушать, даже если ее возлюбленный погиб.
Вместе с эльфом они дошли до поля битвы и нашли ее возлюбленного. Он умер задолго до ее прихода и был похоронен на местном кладбище.
– Мы должны привезти его на родину и похоронить там, по своим обычаям! – упрашивала Диана.
– А что потом? – спросил эльф.
– А потом я покончу с собой! Зачем мне тогда жить?
– Зачем тебе умирать? Я могу сделать тебя самой счастливой женщиной на Земле. Ты будешь улыбаться, засыпая, и улыбаться, просыпаясь. Весь мир будет казаться тебе сказкой и ничто не будет тебя пугать. Ты будешь помнить своего возлюбленного и будешь радоваться, что он ушел в мир, где ему так же хорошо, как и тебе на Земле. Не отвечай ничего. Вот тебе деньги – заплатишь за еду и ночлег. Я приду к тебе через три дня, и ты скажешь свое окончательное решение: будешь ты со мной или нет. Если ты откажешься, я помогу тебе вернутся на родину.
– Я уже сказала, что не буду с тобой!
– Подумай еще.
Он ушел, и вернулся через три дня. Но даже через три дня, заплаканная и страдающая, девушка отказалась. Он снова уговаривал ее, признавался в любви, давал обещания, а потом вновь дал денег и ушел на три дня. Но когда он вернулся, она вновь отказалась. И тогда он вновь оплатил ей ночлег на три дня и посоветовал подумать над самым заветным своим желанием.
Когда эльф вернулся, Диана пожелала:
– Хочу, чтобы мой возлюбленный жил.
Он задумался.
– Хорошо. Но это потребует много времени.
– Сколько?
– Мне нужно будет колдовать месяц. Но он будет жив. И он будет человеком. Тем человеком, которым был до смерти. Ты хочешь этого?
– Да!
– Что ж, не думаю, что тебе стоит ждать здесь. Езжай на родину. Он приедет позже.
Не слушая возражений Дианы, он послал ее с караваном купцов домой. Караван ехал два месяца, но, когда она приехала домой, ее ждал возлюбленный. Живой и здоровый и абсолютно не помнящий, что он умирал. Он долго бранил Диану за то, что она пошла искать его, – ведь мало ли что могло приключиться!
Диана мысленно отблагодарила эльфа и вскоре вышла замуж.
Эльф явился к ней на свадьбу. Он вошел в дом во время праздника и подошел прямо к невесте, не замечая никого, и надел ей на шею цепочку, на которой висело это кольцо.
– Дарю это кольцо первой девушке, которая отвергла меня, – произнес он. – Живи счастливо и храни его, как и эту историю. И если станет совсем плохо, надень кольцо на палец и загадай любое желание – но только одно. Оно исполниться наилучшим для тебя образом. И пусть оно передается по наследству в вашей семье, от матери – к дочери, от бабушки – к внучке. И каждая из получивших кольцо сможет загадать одно желание, и я исполню его.
Диана стояла, онемев, и смотрела на эльфа. Потом она тихо прошептала:
– Спасибо…
– Поздравляю тебя, – сказал тогда эльф жениху. – Ты нашел прекрасную жену. Она никогда не предаст тебя – можешь быть уверен. Даже после смерти.
Диана побледнела, думая, что эльф сейчас все расскажет, но тот только улыбнулся и ушел, не прощаясь.
Такова легенда. Я не знаю, правдива она или нет, но кольцо действительно исполняет желания – в этом я не сомневаюсь.
Когда врачи сказали мне, что у меня не может быть детей, я надела кольцо, пожелала найти чудесного мужчину и родить ему чудесную дочку. Только забыла попросить, чтобы у дочки было беззаботное детство.
Прости меня, Диана.
Я очень люблю тебя.
Твоя мама, Ольга Ошанина".
Внизу был маленький рисунок, набросок карандашом – красивая женщина с волнистыми волосами. И подпись – "такой я была когда–то, такой меня и запомни, фотографий не осталось".
– Ольга Ошанина… – прошептала я. – Диана Ошанина… Я – Диана Ошанина.
Я не забуду тебя, мама. Я не забуду того, как ты жила, потому что ты не могла прожить жизнь красивее, чем прожила… И никто бы не смог.
Тут же я бросилась на кухню к дяде и стала уговаривать его отвести меня к маме.
- Нет, Диана, - говорил мне он, но я не отставала. Я плакала, требовала, просила, и наконец, он рявкнул на меня: - Нет ее! Померла уже! Некуда мне тебя вести!
Это было для меня шоком. Дядя Миша открыл холодильник, налил себе кефира, закрыл холодильник и ушел из кухни, а я так и осталась стоять, уставившись на соседний дом, кирпичный, окруженный деревьями, с горящими электрическим светом окнами. Дом, так хорошо видимый из окна кухни. Я точно помню, что садилось солнце и вся комната была залита золотистыми лучами, забрызгана солнечными зайчиками. Я помню, что на столе стоял белый заварочный чайник с нарисованными персиками и лежали два ярко-красных яблока. Я помню наклейки на холодильнике – наклеенные мною: сердечко и ромашка. И чистый стол, и два стула, и кран, который всегда немного протекал и капли падали в намытые тарелки, уже полные водой. Я помню все в мельчайших деталях. Я не помню только, плакала я или нет.
Но оставить все так я не могла. В ту же ночь я выкрала кольцо. Его вместе с письмом мамы и фотографией нас с папой я положила в свою детскую сумочку.
Я собиралась сбежать из дома и больше никогда туда не возвращаться. Но к магии кольца я пока не собиралась прибегать. Авось, получится как–нибудь само…
Куда идти, я не знала, как жить дальше – тоже не знала, но чувствовала: это не важно. Все получится. Я хотела, чтобы все получилось.
И поэтому с утра я разбудила Анжелику и потащила ее с собой гулять. Скорее всего, в соседнем же квартале Анжелика бы забоялась и стала проситься домой. Возможно, я бы позволила себя уговорить и той же ночью снова была бы под крышей не–моего–дома в этом холодном, не–моем–мире. Но случилось непредвиденное…
Не–мой–дом сгорел, не–мой–мир осыпался пеплом на мои плечи…
Случился Пожар…
Анжелика
Часть 5. Пожар
год Пожара, 22 апреля
Писать об этом сложно, очень сложно. Не писать – еще сложнее.
Я тогда была маленькой, мне было шесть лет, и очень пугливой, и все воспоминания в голове перепутались. Распутать клубок воспоминаний оказывается гораздо сложнее, чем распутать клубок ниток.
Но даже сейчас, закрыв глаза, я могу представить перед собой тот день – страшное, зловещее, демоническое, огненно–рыжее 22 апреля…
Мы с Дианой стоим во дворике и спорим. Она уговаривает меня идти дальше, убеждая, что мы не заблудимся и не потеряемся, я упрашиваю ее свернуть к дому. На ней зеленое платье с длинным рукавом и квадратная желтая сумка, перекинутая через плечо. Кудрявые рыжие волосы, заплетенные в две косички, растрепались и торчат в разные стороны.
Я не помню, кто и что говорил. Я не помню выражения ее лица. Я не помню, почему я посмотрела наверх. Я помню лишь стаю белых драконов на фоне прозрачного голубого неба. Они разлетаются в разные стороны, словно искры взорвавшегося фейерверка, пикируют к земле и, пролетая низко–низко, выпускают струи пламени.
И я стою, глядя, как огонь пожирает город вокруг меня, медленно расползаясь все дальше и дальше, и дорога к дому объята огнем… Горит все… Горят деревья, дома, машины и бетонные столбы, огонь лижет асфальт, поедая его сантиметр за сантиметром, взбирается по железным перекладинам качелей…
И я начинаю плакать… Диана тянет меня за руку, что–то говорит, кричит, а я плачу и не могу сдвинуться с места… Меня отрезвляет удар по щеке.
Диана шипит на меня, требуя прийти в себя, но я так и не помню выражения ее лица, только огромные голубые глаза, светлые, как небо, и холодные. Она хватает меня за руку и дергает, заставляя бежать за собой. Дергает очень больно, и слезы начинают бежать из глаз с новой силой. Но я не могу остановиться.
Я не знаю, куда мы бежим, куда сворачиваем. От города, сплошь рыжего, огненного, палящего, болят глаза, кажется, вокруг бегают люди, но я не слышу их и почти не вглядываюсь в их лица. Я искренне верю, что Диана меня вытащит. Но я ошибаюсь.
Мы забегаем в тупик, сзади огонь сдвигается, и воздух становится таким горячим, что его невозможно вдыхать. Я цепляюсь за платье Дианы, я плачу, о чем–то прошу ее, что–то говорю… Это не может так кончится, это просто не может кончиться так! Она не слышит…
Вокруг бушует огонь, а Диана смотрит на него не отрываясь, словно загипнотизированная, и ее рыжие волосы чуть колеблются, каждый волос движется, словно маленькая сияющая змейка–саламандра, а кожа кажется золотистой от близости к пламени…
И, оторвав мою руку от своего платья, она шагает в огонь.
Часть 6. Отступление Огня
год Пожара, 22 апреля
И огонь отступает.
Медленно, как вода, утекающая из ванны, расступаясь, давая мне дорогу, позволяя следовать за Дианой, и впереди, всего в нескольких шагах, стоит сама Диана, совершенно живая и невредимая. Я бросаюсь к ней, желая ощутить, что она и правда жива, а огонь продолжает убегать, как затравленный зверь, и там, где только что вырастало пламя, теперь растет длинная зеленая трава, сочная и густая… Огонь, вихрясь, огибает дерево, и бежит дальше, и дерево это словно и не горело…
А пламя отступает, словно вода во время отлива на море, обнажая деревья, кусты, оставляя за собой не испепеленную землю, а свежую весеннюю траву и мох.
Вокруг возвышается лес. Дует свежий ветер, огонь уходит все дальше, и вот его уже не видно: он скрылся за деревьями. Шумит листва, покачиваются исполинские сосны, щебечут птицы.
Там, где недавно стояли мы с Дианой, остался асфальт, у него неровные, потемневшие края, но вокруг, насколько хватает взгляда, не видно больше ни кусочка дороги, ни стены дома, ни человека…
Я стою рядом с Дианой, по привычке вцепившись в ее рукав, а она смотрит вокруг, удивленно и молча. Я тоже молчу… Мне страшно молчать, мне страшно стоять здесь, в неизвестном лесу… Но еще страшнее спрашивать. Потому что я откуда–то знаю: лучше мне не знать ответов на мои вопросы. Лучше не знать, где папа, где мама, где дом… И я тихо плачу, не смея сказать ни слова.
Диана поворачивается ко мне, берет за руку и ведет за собой.
Словно знает, куда идти…
И я иду следом.
Мы идем долго, я глотаю слезы, хлюпаю носом, и Диана начинает говорить. Она рассказывает мне сказку, головокружительную сказку, которая просто не может не быть реальностью. Она рассказывает про мамино письмо, про отца, про кольцо, про черноволосого эльфа, и я перестаю плакать. Я начинаю верить, что в обрушившимся на меня фантастическом мире есть место добрым чудесам. Я начинаю верить в черноволосого эльфа, что придет и спасет нас.
А Диана, рассказав легенду об эльфе, спрашивает:
– Как тебе история?
– Красивая… – протягиваю я, всхлипывая.
– Неа, некрасивая, – отрезает Диана. – Надо было бросить смертного жениха и сбежать с бессмертным эльфом. С ним было бы интереснее!
– Но ведь она любила своего жениха! – возражаю я.
Диана пожимает плечами. Она решительно намерена, встретив своего эльфа, сбежать с ним, наплевав на всех смертных женихов, как бы страстно она их не любила. Потому что "люди умирают, и умирают очень быстро, а эльф меня точно переживет!"
Я не знаю, что ответить ей, но мне и не нужно отвечать. Мы выходим на поляну, где собралось множество незнакомых нам людей, таких же потерянных и заблудившихся, как и мы. Огромная пестрая толпа, как на эспланаде в день города, только грустная… Некоторые поворачиваются в нашу сторону, некоторые не замечают. Какая–то женщина подбегает к нам, спрашивает, откуда мы, как зовут, где мама с папой…
– Не знаю, – всхлипываю я.
– Умерли, – отвечает Диана.
На глаза женщины неожиданно наворачиваются слезы, она прижимает нас к себе и плачет…