Продолжение моего фанфика >
читать дальше
Дерево лежало поперёк дороги. Женщина, сидевшая среди сломаных ветвей, подняла голову, увидев всадников, вскочила, подбежала, заголосила в плач:
— Помогите, помогите! Они напали на нас, они ранили его!
Орк и каджит настороженно вгляделись в кустарник. Никакого движения не наблюдалось. Женщина показывала рукой на лежащее в пыли тело и причитала, взывая к Девяти божествам, требуя отмщения.
— Посмотрите, что там, — скривился франт, — Всё равно надо это дерево убрать с дороги.
Все трое спешились. Каджит остался около лошадей, его уши медленно поворачивались из стороны в сторону. Орк подошёл к женщине, глянул на раненого.
Парень лежал лицом вниз, его правая рука всё ещё сжимала меч. Железное лезвие серело в пыли. Крови и видимых ран не видно, но дыхание его было частым и сиплым. Вероятно, его ударили в грудь чем-то тонким и острым, решил орк и, подойдя к дереву, наклонился, взялся за обломаную ветвь.
Селена откинула ногой валявшийся на земле старый плащ Минкс, подхватила «Чёрную воду» и плашмя ударила орка по загривку. Клинок зазвенел, ударившись о доспехи, наёмник охнул, повалился лицом на дерево. Отскочив в сторону, она повернулась к двоим оставшимся, улыбнулась:
— Деньги, или жизнь!
— Дрянь, — выдохнул франт, и тут же испугано попятился, обернулся.
С пронзительным воплем из кустов выпрыгнула Минкс, занося меч над правым плечом. Каджит резко вскинул руку с коротким мечом, успев блокировать её свирепый удар, но попятился, пытаясь удержать равновесие. Недолго думая, данмер пнула его в пах, каджит взвизгнул, дёрнулся на месте. Это позволило нападавшей зайти сбоку, пинком под колено она свалила его наземь, сунула остриё меча ему между зубов:
— Попался, котик!
Хрипя от ярости, орк поднялся на ноги, оказавшись лицом к лицу с тем самым парнем, который только что валялся как будто при смерти. Лицо и кираса его были покрыты дорожной пылью, рот растянулся в ухмылке. Достать свой топорик наёмник не успевал, но он не растерялся, кулаком левой руки хватил парня по уху. Тот без лишних звуков кувыркнулся наземь.
Спасать оказавшуюся на грани провала операцию пришлось Селене. Отступая, она обрушила на орка град быстрых яростных ударов, которые он отбивал то окованным металлом древком топорика, то просто руками в железных защитных перчатках. Не осознавая, почему силы буквально покидают его с каждым шагом, наёмник рванулся вперёд, надеясь дотянуться до своей проворной противницы и поразить её одним ударом. Но случиться этому было не суждено, замахнувшись, он не удержался на ногах и, с лязгом доспехов, рухнул лицом в пыль.
Франт, возможно, и мог бы изменть ход краткого сражения, он готов был драться за свою жизнь и собственность, держа наготове изящный кинжал с серебряными узорами на клинке, но он не был человеком действия. К моменту, когда решение напасть на Минкс, так и державшую свой меч во рту каджита и растеряно переводящую взгляд с его кинжала на валявшегося без чувств парня и бьющуюся с орком напарницу, было принято, Селена как раз повалила наёмника и обернулась, наставила меч.
— Так деньги, или жизнь? — проговорила она, сверля его злым взглядом зелёных глаз.
Он бросил кинжал на дорогу:
— Я сдаюсь.
Анвил недолго оставался спокойным и тихим. Невероятное и жуткое событие разом перевернуло весь привычный ритм жизни. Жуткими были его результаты — однажды утром городская часовня была найдена закрытой, на стук никто не отзывался. Когда, к полудню, обеспокоеные стражники взломали двери, то причина молчания обнаружилась сразу же. Часовня, с кровавыми следами на плитах пола, с измазаными копотью витражами, походила теперь не на храм богини любви, а на вертеп некромантов из какого-нибудь романа. Все служители были жестоко убиты. Невероятным во всём этом ужасе было то, что никто в городе не видел убийц. Они каким-то образом прошли мимо стражи, через весь город, устроили бойню в храме, а затем бесследно исчезли. Первоначальные поиски среди горожан результатов не дали, да и понятно было, что никто из местных нарушителей закона не имел ни смелости, ни возможности осуществить подобное чудовищное преступление.
Пару дней спустя около осквернённой часовни появился старик. Никто не знал его имени, он пришёл откуда-то издалека, он проводил день в проповеди и призывах, заявляя о возвращении какого-то давно сгинувшего айлейда, не то их бывшего царя, не то главного мага. Марк толком не понял бормотания старика, хотя и ощущал исходящую от его слов тревогу. Айлейды остались в древних легендах, но ведь ходили же то тут, то там слухи о странных существах, живущих в самых глухих чащобах, будто бы потомках тех самых былых властителей Сиродила.
Люди вокруг потихоньку начинали сходить с ума, или, по крайней мере, так казалось Марку. Экипировка ополчения закончилась, и он, оставшись без работы, решил вернуться в столицу. Как бы там ни было, но места безопаснее он представить себе уже не мог.
Караван из пары повозок с грузом, несколькими пассажирами и эскортом из тех самых ополченцев добрался до развилки на Кватч без приключений. Над горным кряжем, где располагался город, висели низкие серые облака, скрывая стены от любопытных глаз. Здесь предстояло сменить эскорт, взять груз, может быть, ещё пару-тройку путешественников. Возничие оживились, заулыбались, предвкушая отдых, жареное мясо и лёгкое плодовое вино, которое здесь делали лучше, чем где-либо. Лошади, почуяв волнение хозяев, пошли резвее...
Вид временного лагеря и потрясённых, в испачканых одеждах, людей, потеряно бродивших среди костров и палаток, вызвал шок и ужас. Кватч подвергся нападению. Марк смотрел в пустые, потухшие глаза беженцев и понимал их чувства. Несколько дней назад здесь произошло невозможное. О подобных вещах даже не во всяком мифе услышишь. Слухи о вратах в Забвение оказались для этих людей фактом их собственной жизни. Сражение уже закончилось, ему рассказали и об ужасе ночного бегства, и о первом дне, об отчаяной обороне, которую держали капитан Матиус и несколько уцелевших стражников, и о неизвестном, который шагнул прямо во врата Забвения. Он отыскал способ закрыть их, и стражники сумели спасти людей, запертых в полуразрушеной часовне Акатоша, потерявших надежду, ждавших смерти.
Но, даже выиграв битву, жители Кватча проиграли войну... или же так сейчас казалось. Отчаяние овладело даже капитаном Матиусом, он сидел один в своей палатке, не желая никого видеть. Граф погиб вместе с большинством жителей, город, внутри почти не пострадавших стен, представлял собой залитое дождём пепелище. Мартин, священник, собравший горожан в часовне, убедивший их дождаться помощи, уехал вместе с незнакомцем, и, казалось, с его уходом оставшихся погорельцев покинули воля и желание жить.
Достав из мешка лютню, Марк подошёл к костру, где сидело больше всего людей, устроился у огня. Он перебирал струны, наигрывая то одну, то другую мелодию, без слов, без перерывов, снова и снова...
Заведение, на первый взгляд, казалось вполне нормальным, но, оказавшись внутри, Селена поняла, что ошиблась. Тем не менее, она прошла к стойке, стараясь игнорировать доносившиеся до неё комментарии веселящейся компании за единственным занятым столиком. Расставшись с Минкс и Линчем после ограбления, она вновь вернулась к спокойной жизни и приятным путешествиям. Однако, на этот раз неприятности явно нашли её сами.
— Эй, красотка, а ну-ка, подойди к нам! — она не обернулась, но, быстро глянув на лист с ценами, развернулась к выходу. Босмер за стойкой пожал плечами. Он уже догадался, что последует, и вмешиваться не собирался. Как-никак, эти горлопаны за столиком — постоянные клиенты, а девица... он видел её в первый, да и, скорее всего, в последний раз. Ну, пощипают её слегка, потискают, не более.
Рука легла ей на плечо, развернула. В лицо шарахнуло перегаром.
— Постой, постой, милашка. Разве ты не хочешь развлечься?
— Не хочу, — Селена дёрнула плечом, высвобождаясь, отступила на шаг.
— Ну как так, девочка моя? Или я тебе не нравлюсь? — продолжал настаивать мужчина. Он был пьян, но не настолько, чтобы не отдавать себе отчёт в своих действиях, это Селена поняла сразу. Зрачки её зло сузились, она выхватила из ножен трофейный кинжал с серебряным узором на клинке, наставила ему в живот:
— Нет. Оставь меня в покое. Отойди!
— Ух ты! — удивился мужчина, полуобернулся к своим, — Горяченькая девочка-то, ножик достала!
Сидевшие за столиком громко расхохотались. Ярость затуманила её взгляд, и Селена не различала их лиц.
Обернувшись, мужчина внезапно и жестоко ударил её раскрытой ладонью в лицо. Вспышка боли затопила сознание, Селена отшатнулась, зацепилась ногой за табуретку, рухнула куда-то под стойку. Взрыв грубого хохота заглушил даже вызваный падением звон в голове. Перед глазами плясали искры, комнта двоилась, нависавший над ней мужчина казался просто расплывчатым силуэтом. Она поднесла руки к лицу, поморгала, вытерла слёзы и кровь.
— О! — рассмеялся он, — Вы поглядите! Только что отказывалась, а теперь ножки раздвигает!
Хохот и грубые комментарии, один другого мерзостнее, заставили её затрястись от страха и бешенства. Кинжал, видимо, отлетел куда-то при падении, и положение её не особо подходило для драки, но Селена увидела возможность спастись. Резко разогнув ногу, она со всей силы лягнула своего противника в колено. Пока тот с воплями и руганью дёргался на месте, хватаясь за повреждённую конечность и пытаясь не упасть, она вскочила на ноги и рванулась к выходу. Один из сидевших схватил её за одежду. В ярости Селена уже сама хлестнула его рукой по лицу и глазам, парень завопил, выпустил её, и в два прыжка она оказалась за дверью. Выскочив на дорогу, Селена бросилась бежать, не особо представляя себе, куда, просто подальше от этого гнусного места. Наконец, нехватка воздуха и боль в боку вынудили её остановиться. Решив, что на дороге небезопасно, она пробралась через кустарник и, найдя толстое дерево, прислонилась к нему, сползла на землю.
Прохладный вечерний воздух освежил лицо, всё ещё горящее от удара. Селена сидела под деревом, в сознании шевелилась месть. Она проверила вещи. Кинжал остался там, в этом притоне, где она его и выронила, но «Чёрная вода», завёрнутая в ткань, была на месте, надёжно привязаная за спиной, скрытая плащом. Селена сняла плащ и вещевой мешок, вытащила меч. Эти мерзавцы пожалеют, что посмели поднять на неё свои грязные лапы.
Отворив дверь, она шагнула внутрь, обвела тёмную комнатку свирепым взглядом. Было тихо. Весёлая компания исчезла. В лёгкой растеряности Селена опустила меч. Выглянул из своего угла, видимо, на скрип двери, трактирщик остановился, попятился, увидев её с оружием.
— А ну-ка стой! — этот тип тоже способствовал её позору, значит, он может ответить за всё. Босмер съёжился под её взглядом, в котором горело желание кого-нибудь покалечить.
— П-простите, — забормотал он, отступая к стене.
— Где они?
— Они? Эээ...они ушли. Разошлись по домам. Да. Все разошлись. Давно, около часа назад...
Он замялся, испугано глядя на меч.
— Почему ты не вмешался? Или считаешь, что это нормально, а? — она говорила негромко, но очень чётко, сдерживаемая ярость звучала в каждом её слове. Остановившись в шаге от него, Селена окатила трактирщика презрительным взглядом и плюнула ему в лицо.
Работы было больше, чем достаточно. Больше, чем работников, больше, чем сил. Теперь уже далеко не каждый вечер Марк находил возможность сыграть для погорельцев, чаще бывало так, что, едва добравшись до палатки, он падал на лежанку и проваливался в сон. Но теперь этого уже и не требовалось. Люди ожили, люди боролись, работали. Забвение не поглотит Кватч!
На первом, казавшемся самым жутким и бесконечным, этапе работ, расчистке завалов, Марк трудился вместе со всеми, проводя дни в руинах, перемазаный с ног до головы в золе. Самой страшной частью были похороны останков, которые находили почти повсюду. Тогда он брал свою лютню и провожал погибших скорбной мелодией. Но жизнь требовала действий, и, вместе со всеми, он возвращался к работе.
Когда же с расчисткой было покончено, для Марка нашлись другие занятия. Сейчас его голова могла послужить Кватчу куда лучше, чем просто ещё одна пара рабочих рук. Возглавил погорельцев Савлиан Матиус, который ещё в самом начале работ провёл инспекцию замка и уцелевших запасов. Дейдра-захватчики, старавшиеся просто истребить как можно больше жителей, не тронули сокровищницу и подвальные кладовые, и эти запасы пришлись весьма к месту. Теперь предстояло ещё раз всё пересчитать, выделить деньги на закупку материалов и найм специалистов-строителей, разослать множество писем и прошений в столицу и соседние графства, организовать разумный оборот средств и людей.
Увлечённый масштабом работы и энтузиазмом погорельцев, энтузиазмом, которому он, отчасти, сам помог возродиться, Марк не вспоминал о своей обычной лени. Он по-прежнему не гнушался взять топорик или молоток, но куда больше времени проводил за просмотром или составлением разнообразных документов, или, в компании капитана Матиуса, обходил стройки и поля. Обгорелые деревья вокруг городских стен были срублены, это, разумеется, можно было бы оставить и напоследок, но никому не хотелось видеть эти страшные останки. Их разрубили на мелкие части и разбросали там же. Зола — хорошее удобрение, следующей весной трава сотрёт следы кошмара. На фермах ниже по склону, где смена сезонов не была столь явной, возобновился обычный крестьянский труд. К зиме подоспеет новый урожай, значит, не придётся просить продуктов у соседей и платить втридорога.
В эти тяжёлые дни у Марка обнаружился и другой талант, оказавшийся для жителей Кватча даже более полезным, чем его музыка и рассказы — умение слушать. Ему рассказывали о кошмарах, преследовавших с той самой ночи, об отчаянии, о мрачных ожиданиях голодной зимы в палатках и временных домиках, о тщете попыток. Он слушал, изредка говоря что-то сочувственное, но это было не важно. Важным было то, что он слушал этих людей, которым нужно было рассказать, выговориться. Так мало иной раз надо человеку — просто поделиться своими чувствами с кем-то ещё, и так редко представляется большинству подобная возможность...
Селена продолжала путешествовать. Привыкшая жить скромно, не испытывающая влечения к буйным гулянкам и экстравагантным развлечениям, она расходовала свою долю добычи весьма экономно. Для неё, проведшей больше десяти лет в той или иной разновидности подвалов, от залов колледжа до сырого склепа Гильдии магов, каждый новый день открывал чудеса окружающего мира. Селена проехала от удивительных болот и огромных многовековых деревьев Лейавина до гор Брумы, где искристый, похрустывающий под ногами снег покрывал землю бриллиантовым полотном.
Её, красиво и сдержано одетую, с книгой у пояса и внимательным взглядом ясных глаз, принимали то за какую-нибудь государственную служащую, то за курьера Гильдии магов. Она не стремилась развеивать эти заблуждения, и даже не чуралась разной мелкой не особо обременительной работы. Селена составляла для жителей деревень прошения к столичным чиновникам, подписываясь, вместо настоящей своей фамилии, Селена Акванера, и даже побывала в роли адвоката в деле о краже лошадей в одном из поселений. На суде, проводимом прямо на месте разъездным представителем графа, она опросила куда больше людей, чем предполагали обвинители, и, запутав единственного свидетеля в его же собственных показаниях, разрушила явно сфабрикованое дело. Настоящий вор остался неизвестен, но Селена не собиралась заниматься расследованиями.
Возможно, она и не вернулась бы в ближайшем будущем к преступному промыслу, но, в одном из постоялых дворов, путь её снова пересёкся с Линчем и Минкс. Спустившись однажды вечером в общую комнату поесть, она увидела хорошо знакомые фигуры за угловым столиком. Заметив её, Минкс радостно заулыбалась, замахала рукой.
— Ничего удивительного, что вас поймали, — покачала головой Селена, выслушав сбивчивый рассказ бывшей сообщницы, — Вы ведь и в тот раз хвастались на всю таверну, какие вы лихие грабители. Когда-нибудь вас должны были услышать.
Злоключения Минкс и Линча начались почти сразу после расставания с Селеной. Пока та путешествовала, незадачливые разбойники закатили гулянку в одном из трактиров на дороге около столицы. Проезжавший через тот же трактир патруль имперского легиона весьма заинтересовался громкими заявлениями Минкс и позёрством Линча. Допрос оказался быстрым, перепуганые налётчики признались во всём и сразу, но вот объяснить, кого именно и где они ограбили, они так и не смогли. Для Линча это было слишком сложной задачей, а Минкс от страха и выпитого алкоголя путалась в собственных словах. Стражники не поверили столь странным преступникам, решив, что парочка просто перебрала выше нормы но, без малейшего стеснения, отобрали у них все деньги и, припугнув обещанием в случае повторной поимки засадить в самый глубокий каземат, какой только сыщется в столичной тюрьме, отпустили на все четыре стороны.
— Это хорошо, что мы тебя встретили, — зашептала Минкс, — Есть дело, к которому так просто не подступишься. Но добыча будет просто улёт! Без тебя нам не справиться...
— Опять? — Селена удивлённо подняла брови. Она уже успела привыкнуть к спокойствию и денег ей пока вполне хватало.
— Да ты послушай. Я тут встретила парня, он северянин, кличут Ярость...
— Тоже лихой грабитель?
— Да не подкалывай ты, — обиделась Минкс, — Да, грабитель. Мы тут все свои, да?
Селена улыбнулась, но кивнула:
— Да-да.
— Слушай дальше. Он знает одну штуку, это Золотой галеон. Такая фигурка, кораблик, целиком из золота.
— Дай угадаю, вы хотите его присвоить.
— Хотим. А ты разве не хочешь? Целиком из золота! Он не маленький. Ярость говорит, примерно фунтов десять веса...
— Подожди, а откуда этот твой дружок про него знает? И где эта штука вообще находится?
Селена продолжала скептически улыбаться, но Минкс увлеклась рассказом.
— Об этом давно слухи ходят. А он, Ярость, то есть, задался целью узнать, где же он. И нашёл. Всё сошлось, мы знаем, где он. Он запрятан где-то на плавучем трактире в столичном порту!
— Ну, замечательно! — рассмеялась Селена, — Значит, этот Золотой галеон лежит где-то на старом корыте посреди порта, и его до сих пор не нашли? По-моему, это глупость.
— Это не глупость. Это раньше был пиратский корабль, а потом, когда этих пиратов поймали, корабль продали на слом, и из него сделали плавучий трактир. Галеон искали, но пираты его хорошо спрятали. Его нашёл только трактирщик, когда переделывал корпус. Так что он знает, где это. Он специально не выставляет его напоказ, чтобы не спёрли, зато эта история привлекает посетителей. Это у него запас на чёрный день...
Минкс некоторое время выжидательно смотрела на Селену, затем обернулась к двери:
— А вот и Ярость, — рослый северянин подошёл к столику, подозрительно посмотрел на Селену.
— Это Селена, я про неё тебе рассказывала, — Минкс переводила взгляд с одного на другую, — Я уговариваю её нам помочь.
— А надо? — лицо парня выразило недоверие.
— Ну, придумай план сам, если не надо, — возмутилась Минкс, — Давай, падай за стол, да слушай. Она вот, в отличие от нас, дураков, денежки сберегла, и не трясётся от вида этих проклятых стражников. Учись, дубина!
Ярость сел и окинул Селену неприятным оценивающим взглядом, задержав глаза на её груди явно дольше, чем приличествовало. Минкс скривилась, глаза её недобро блеснули.
Первым побуждением Селены было послать их всех куда подальше и уйти. Но затем она увидела Линча, смотревшего на неё, как на нечто дорогое и вновь обретённое после потери, и ощутила смутную ответственность за этих болванов. Она кашлянула, обвела всех троих пристальным взглядом:
— Я соглашусь вам помочь при одном условии. Я разрабатываю план, вы его исполняете. Добычу делим на четыре части поровну, и расходимся. Что вы будете делать дальше, меня не волнует. Это понятно?
Линч довольно ухмыльнулся, Минкс кивнула с явным согласием, даже Ярость, после некоторого колебания, пробомотал нечто утвердительное. Что ж, решила Селена, пусть так.
— Ярость, чтобы в дальнейшем не было никаких недоразумений, — заговорила она жёстким тоном, глядя на северянина, — Меня это не интересует. Ясно?
— Эээ... ясно, — пробурчал он, — Да меня, вобщем, тоже. Я так, просто. Маловато, на мой вкус.
— Маловато?! — встряла Минкс, — Ты смотри у меня...
Ярость замахал руками:
— Да успокойся, успокойся! Пошутить нельзя уже... у тебя-то всё, как надо...
Некоторе время оба они кидали друг на дружку быстрые взгляды, свирепые и ревнивые у Минкс, виноватые у её приятеля, затем вдруг заговорил Линч:
— Значит, мы теперь банда?
Селена усмехнулась, кивнула:
— Да. Банда «Чёрная вода».
Должно быть, уже утро, подумал Марк, равнодушно глядя на догорающую свечу. Усталость подступила незаметно, глаза закрывались. Он посмотрел на Селену. Она подняла голову, виновато улыбнулась:
— Простите, я, должно быть, не слышала, что Вы сказали.
— Да ничего, на самом деле, я уже сам толком не понимаю, что говорю. Утро уже, наверно... а может быть, и день. Тут ведь не поймёшь, внутри.
— Вам надо поспать... идите к себе.
— Да, наверно, — Марк отёр лицо, — Вы тоже отдохните.
Селена вздохнула.
— Я... да, пожалуй. Скоро меня заберут отсюда...
Марк молчал, не находя слов. Да, её ведь сдадут властям. Отправят в тюрьму. Она преступница, напомнил он себе, она хотела захватить это судно, из-за неё погибли три человека... из-за неё ли? Он путался в мыслях и чувствах. Она не убийца, она не хотела смертей. Это случайность, несчастливое стечение обстоятельств!
Удивившись своему порыву, он взял её руку, осторожно стянул защитную перчатку. Несколько долгих мгновений они сидели в молчании, его карие глаза встретились с её зелёными, и, казалось, так может продолжаться вечно. Затем она вздохнула, высвободила руку, надела перчатку обратно:
— Простите меня. Я не хотела всего этого...
Марк поднялся, сглотнул, опять не находя нужных слов.
— Я тоже... простите, Селена...
Дверь закрылась, оборвала возникшую, было, связь. Чувствуя себя, отчего-то, последним подлецом, он повернул ключ.
Сколько же он проспал? Сразу и не поймёшь, но одно ясно — «Поплавок» вернулся в порт. Качка почти не ощущалась. Плеснув в лицо водой из кувшина, Марк привёл себя в какое-то подобие порядка и, наскоро вытершись, поспешил наверх. Дверь соседней каюты, где он запер Селену, была открыта. Значит, её уже забрали. Осознание было неприятным, породило чувство вины... хотя почему, собственно? — снова ожил скептический внутренний голос. Эта Селена — преступница, и ей самое место в тюрьме. Марк потряс головой, пытаясь привести мысли в порядок. Сначала надо всё узнать.
Альтмер-трактирщик широко улыбнулся ему из-за стойки.
— Ещё раз примите мою безмерную благодарность, сэр! — заговорил он.
Сэр, надо же, усмехнулся про себя Марк. Впрочем, хозяина «Поплавка» вполне можно было понять. Если бы меня спасли от подобного, я б того, кто это сделал, тоже и сэром бы назвал, и благородным лордом, будь он хоть батрак с хутора, заключил менестрель, и, подойдя к стойке, развёл руками:
— Да не за что, мистер Ормил. У меня, ведь, всё равно не было другого выхода. Если б был, я сбежал бы отсюда подальше. Вот не обманули Вы меня с Вашими «незабываемыми впечатлениями».
Ормил помотал головой:
— Ничего подобного я и в мыслях не имел, уверяю Вас! Я всего лишь говорил о ночёвке на воде, что, как Вы понимаете, не такое уж обычное дело. Но нападение пиратов?! Нет, без таких впечатлений я уж как-нибудь и сам обойдусь, и никому другому не пожелаю! Кстати, Вам, наверно, интересно, что я сделал с Селеной?
Марк поспешно кивнул.
— Как только мы подошли к причалу, я тут же позвал стражу. Они поднялись на борт, едва мы ошвартовались, и сразу забрали её в тюрьму. А совсем недавно сюда зашёл капитан Лекс, и сообщил, что её, оказывается, искали за кражу оружия из Гильдии магов! Представляете? Он так же передал мне деньги, это награда за её поимку. Вот, держите. Они Ваши по праву.
Трактирщик вытащил из-под стойки кошелёк и передал его Марку. Тот машинально взвесил его в руке, убрал в вещевой мешок. Считать вознаграждение не хотелось. Марку стало стыдно, как будто он предал Селену, приняв это золото. Впрочем, деньги не помешают, а она сама виновата, снова попытался он убедить себя в правильности своих действий. Получилось не очень.
Сумерки опускались на столицу, зажигая окна огоньками свечей. Люди спешили кто по домам, кто на прогулку. Марк некоторое время бродил по городу без определённой цели, затем прошёл в храмовый район, снял комнату в «Таверне Всех Святых». Хватит с него ночёвок на воде. Сон не шёл, и он так и провертелся на кровати в полудрёме, преследуемый смутными, незапоминающимися видениями.
Надо было заняться делами, ведь приехал он в этот раз в столицу не просто по прихоти, а с поручением от Савлиана Матиуса. Нужно было посетить несколько торговых компаний, передать послания и заказы, а также представить в Совет Старейшин петицию жителей Кватча о назначении Савлиана Матиуса графом. Хотя он и не был аристократом, но кто, как ни он, сделал всё возможное для сохранения и возрождения города. Подобные прецеденты были в истории Империи, и Совет вполне мог пойти горожанам навстречу. С точки зрения Марка лучшей кандидатуры просто не было — жители вряд ли будут рады получить графа со стороны, не перенёсшего с ними все трудности возрождения города. Но Совет... кто знает, как они отнесутся к такой необычной просьбе.
Разумеется, всё это было делом не одного дня, и даже не двух и не трёх. Бюрократия в столице цвела пуще виноградников Скинграда, и, начав утром, к вечеру Марк успел только передать петицию помощнику секретаря Совета. Идти по торговым компаниям было уже поздновато, и он снова принялся бродить по улицам, вышел за ворота купеческого района. Здесь, по другую сторону каменного мостика, располагалсь имперская тюрьма, отдельная крепость, куда помещали разнообразных преступников, от мелких жуликов и воришек, ожидающих суда, до убийц и грабителей, готовящихся к отправке на каторгу. Он задумчиво рассматривал тяжёлые створки ворот. Где-то там, за этими мрачными стенами, в какой-нибудь сырой, тёмной камере сидела она. Селена.
Ночью Марка опять одолела бессонница. Глядя в потолок своей комнаты, он видел перед собой низкий свод каземата имперской тюрьмы, слышал стук падающих с потолка капель, даже воздух казался тяжёлым и холодным, почти осязаемым. Ему повезло, он провёл там всего несколько часов, а Селена... и что ждёт её потом? Каторга? Но это будет не наказание, это будет просто убийство! Женщин отправляют не на рудники и лесоповал, а в обслугу заключённых. Готовить, стирать... но не только. Если бы только это! В таких местах нет уважения и прав, её ждёт... Марк остановился, не желая додумывать до конца. Нет, только не Селену! Она уже получила своё наказание, она увидела весь ужас преступного пути. Нельзя допустить, чтобы она... чтобы её... но как? Судей не убедить. Закон суров к нарушителям, по крайней мере, к пойманым.
Утро застало его, невыспавшегося, с усталым лицом, у ворот имперской тюрьмы. Марк невольно усмехнулся, когда понял, что идёт, как посетитель, ровно тем же путём, каким уже однажды шёл, как арестант. Вот и дежурный, сидит за столом, скучающе глядя в забранное решёткой окошко напротив. Стражник поднял голову, окинул Марка оценивающим взглядом, проворчал:
— Ну что Вам тут надо-то, в такую рань?
— Я хочу посетить заключённого... заключённую. Её зовут Селена, она...
— Давай-ка сначала, и помедленнее, — прервал его дежурный, — Я с утра туго соображаю... фамилия у твоей Селены есть?
Марк растерялся. Фамилия...
— Ну да, есть, наверно. Она ж не каджитка там какая-нибудь, есть у неё фамилия... только я не знаю. Вот.
Стражник расхохотался:
— Ну даёшь! Пришёл на свидание, и даже фамилии не знаешь! Всякое тут видеть доводилось, но чтоб вот так... не, такой шутки я ещё не слышал.
— Шутки шутками, — улыбнулся Марк, — А фамилию её я не спросил. Вот не пришло в голову. Как-то не до того было.
— Не до того? Сильно пьяный был, что ли? — продолжал смеяться охранник, — Ну, я понимаю, сам не всегда по этому делу могу вспомнить, как звали милашку с прошлой ночи... ладно, так и быть. Я кликну сейчас кого-нибудь из вытрезвителя, позовут там Селену... но смотри, если припрётся несколько, выбирать всё равно придётся одну!
Марк покачал головой. Ему было не до смеха:
— Послушайте, она не в вытрезвителе. Вы не поняли. Она... её обвиняют в грабеже и пиратстве, или как там это называется. Она возглавляла банду, захватившую «Поплавок». Её доставили сюда позавчера днём, это я точно знаю. Я же сам её и поймал.
Дежурный успокоился и внимательно посмотрел на Марка:
— Захватила «Поплавок»? Да... я догадываюсь, о ком ты говоришь. Эту историю тут уже все знают, такого даже в порту давно не бывало. И ты хочешь её увидеть? Зачем?
— Просто хочу увидеть её. Отведёте?
— Ладно, — вздохнул стражник, тон его сразу стал серьёзным, — Я позову сюда человека, а сам пойду с тобой. Таковы правила. Там у нас сидят самые опасные, потому никакой самодеятельности. Вещи передавать лично нельзя, если принёс ей что-то, оставь здесь. Проверим и передадим. Всё ясно?
Марк утвердительно кивнул. Они спустились в ближайший коридор, из которого вело несколько ответвлений, свернули в одно из них, потом в другое... коридоры выглядели абсолютно одинаковыми, и, как показалось Марку, некоторые из них соединялись по кругу. Вероятно, для усложнения побега, если какой заключённый сумеет выбраться из камеры, решил он.
Было сыро и холодно. В мрачных провалах за решётчатыми дверьми шевелились тёмные фигуры.
— Здесь, — указал охранник на дверь в конце коридора.
Марк подошёл ближе, вглядываясь в каземат. Свет внутрь проникал только из коридора, от чадящего факела на стене. Несколько женщин сидели или лежали на подобии матрасов из грязных тряпок. Вонь и сырость наполняли воздух.
— Селена, — позвал он. Одна из фигур вздрогнула, но ответа не последовало, — Селена. Это я. Я пришёл... увидеть Вас...
Марк замолчал, осознав, насколько странно и неуместно прозвучали его слова.
— Эй, подъём! — заговорил охранник, — К тебе посетитель пришёл, а ты, понимаешь, не хочешь его видеть. Не хорошо!
— Да, да, покажись, — донеслось из камеры. Кто-то резко рассмеялся, и от этого смеха Марку стало не по себе. Смех столь же внезапно оборвался, сменившись надрывным кашлем. Затем фигура, которую он, по первой реакции принял за Селену, поднялась, шагнула к решётке. Да, это была она. Марк замер, в ужасе глядя на неё, сглотнул.
— Зачем Вы пришли? — тихо, почти шёпотом заговорила она, — Посмотреть на меня? Ну, смотрите. Нравится то, что видите?
Лицо её осунулось, посерело, что ли. Под левым, почти закрытым глазом темнел синяк. Она была одета в тюремную одежду из грубой мешковины, жёсткую, неудобную, не сохраняюшую тепла. Пока он смотрел, Селена открыла рот, но слова потонули в кашле. Она посмотрела здоровым глазом ему в лицо. Он ожидал ненависти, злобы, отчаяния, или, хуже всего, презрения, но ничего этого не было. Была только безнадёжность, готовность к продолжению мук и к смерти.
— Я получила то, что заслужила. Я жила в склепе, и умру в склепе...
— Нет! — неожиданно даже для себя выкрикнул Марк. Охранник, отошедший чуть в сторону, обернулся, рука его дёрнулась к мечу. Увидев, что тревоги нет, он сморщился в неодобрительной гримасе. Марк снова впился взглядом в Селену:
— Нет, Селена, Вы не заслужили такого. Никто не заслуживает, и, тем более, Вы. Я... я не знаю, что, но я попытаюсь сделать что-нибудь, я попытаюсь вытащить Вас отсюда. Я подам апелляцию, я найду адвоката... Вы верите мне?
Она качнула головой:
— Я не думаю, что Вам следует это делать. Забудьте обо мне, я преступница, я получила то, что заслужила. Здесь моё место, так они говорят. И Вы ничего с этим не сделаете. Забудьте обо мне.
— Поговорили, и хватит, — охранник подшёл, тронул Марка за плечо. Селена закашлялась, отвернулась.
— Её нельзя там держать! — заговорил Марк, едва они с дежурным вернулись в караульное помещение. Стражник усмехнулся.
— Это тюрьма. Это им всем урок, не попадай сюда.
— Вот именно! — подхватил Марк, — Именно, что «не попадай»! Это не заставляет их соблюдать закон, это просто учит их быть хитрее и злее! Невозможно приучить людей к закону с помощью беззакония! Они же там больные все, кашляют, вон, аж уши режет. И глаз... что у неё с глазом? Кто её ударил? Так допрашивали, что ли?!
— Да успокойся ты, не ори, — раздражённо ответил дежурный, — Не я тут заведую.
— А кто тогда? И где я могу его найти?
— Эээ, ну, тюрьмой заведует капитан Дариус. Если так надо, можешь попробовать поймать его вон там, — он показал куда-то в сторону выхода, — Спросишь у караульных.
— А кто её ударил? — не отставал Марк.
— Да я почём знаю? Может, и наши, если сопротивлялась аресту, а может, и свои, там, в камере, приласкали. Мы тут следим, чтоб они не сбегали, да не поубивали друг дружку, а фингалы... это не наше дело.
Стражник пожал плечами, отвернулся, но тут же снова, уже с каким-то подозрительным интересом оглядел Марка:
— Слушай, парень... что-то лицо твоё мне кажется знакомым. Ты сам-то не проходил по нашему ведомству, а? А то больно уж возмущаешься, прямо, как будто это тебя касается. Или она родня тебе? Так сам же, говоришь, поймал...
— Да, я тут разок побывал. Меня арестовали за нарушение общественного порядка. Песни мои кому-то не полюбились... и кто бы это мог быть? — Марк ехидно усмехнулся.
— Песни? — охранник некоторое время смотрел на него, затем вспомнил, хлопнул рукой по столу, — Точно. Про лошадь кого-то из наших больших шишек. Теперь вспомнил. Я же тебя и принимал.
Помолчав, он, с заговорщицким видом наклонился через стол, тихо заговорил:
— Наши-то много кто хотели послушать, да ведь при исполнении. Как насчёт организовать чего-нибудь этакое? В таверне какой собраться, я бы кликнул ребят. Мы проставимся, будь спокоен.
— Голос у меня не ахти. Да и играю так себе.
— Да не в голосе дело. Там же пел, так и тут споёшь. Мы ж не эти... не критики какие аристократические. Давай. Или деньги лишние?
— Денег мне хватает, — покачал головой Марк, — но я соглашусь, если Вы переведёте Селену в отдельную камеру и дадите ей, хотя бы, одеяло. Я даже сам его куплю, просто обеспечьте ей сколь-нибудь сносные условия.
Дежурный посмотрел в окошко, снял шлем, поскрёб в затылке.
— Договорились. Хотя вообще-то у нас нет свободных камер, но... я переведу её. Мне это ничего не будет стоить, тут всё равно всем на всё плевать. Так что сегодня вечером приходи в таверну «Пенная фляжка», мы с ребятами будем ждать.
— Ладно, — Марк тоже посмотрел в окошко и кивнул, — Договорились.
Если бы всё было так же просто, думал Марк, постепенно погружаясь в отчаяние. Он пришёл тем вечером в «Пенную фляжку», вспомнил, к радости собравшихся, все свои едкие песни. Были там и разговоры, он рассказал о Кватче, о людях, ютящихся в палатках, об их упорном труде, восстановлении сгоревшего города. Не обошлось и без истории о захвате «Поплавка», и, конечно же, всем хотелось услышать о бегстве из тюрьмы по тайному ходу и гибели императора. Стражники мало отличались от обычной публики, они так же были готовы сочувствовать чужим бедам, и так же не любили чиновников-казнокрадов, которым даже кризис как будто бы принёс лишь добавочные прибыли. Разошлись уже ближе к утру, и, добравшись до постели, Марк, впервые за несколько последних дней, сразу заснул.
Последовавшие дни, впрочем, радости не принесли. Казалось, разладилось абсолютно всё. Представители торговых компаний, с которыми ему надо было встретиться, кто уехал, кто болел, кто просто отсутствовал без объяснения причины, Совет Старейшин никак не мог прийти к единому мнению о пожаловании Савлиану Матиусу графского титула, да и попытки его как-то улучшить положение Селены наталкивались на стену безразличия и молчания.
Только тюремщик, пообещавший ему перевести её в отдельную камеру в обмен на выступление, сдержал слово. Марк приобрёл для Селены тёплое шерстяное одеяло, и каждый день приносил ей мясо и свежие фрукты или овощи. Он не пытался больше видеться с нею, поскольку не мог сказать ничего хоть сколь-нибудь обнадёживающего. Однако, по прошествии почти недели, за которую не удалось сделать ничего, он уже готов был впасть в апатию. Повсюду требовались деньги. Много денег. Адвокаты, специалисты по юридической казуистике, которых ему рекомендовали, готовы были действовать, защищать и доказывать, но их перья нуждались в смазке, а наилучшим маслом было золото.
Тем не менее, его не покидало ощущение, что он упускает из виду нечто важное, может быть, даже шанс обернуть ситуацию в свою пользу. Он ведь прибыл в столицу по делам Кватча... восстановление города — нелёгкая задача. В прежние времена на строительстве использовали рабов, и, хотя рабство в империи давно уже отменили, чем каторга отличается от него? Принципиально — ничем...
В конце концов он решил спросить об этом у самой Селены, которая, в отличие от него, знавшего лишь грамоту да основы счёта, имела формальное образование. Она, в любом случае, разбирается в законах лучше него, вполне возможно, вместе они сумеют найти выход.
В этот раз дежурила женщина лет сорока пяти, с жёстким взглядом и мужской уверенной походкой. Марк уже видел её раньше, но никогда особо долго с ней не разговаривал. Она не удивилась его желанию повидать узницу, равнодушно кивнула, и, вызвав сменщика, повела Марка по пустынным коридорам. На этот раз они не спускались в казематы, камера, куда по его просьбе перевели Селену, находилась на так называемом верхнем уровне. Это означало — на уровне земли, и там даже имелось узкое, забраное толстыми железными прутьями окошко.
— Эта камера тут единственная пустая была, — нарушила молчание тюремщица, — Знаменитая, скажу, камера. Выход в ней был тайный, по нему пытался спастись император.
— Император? — переспросил Марк. Та самая камера...
— Именно, — энергично кивнула стражница, — Хотя ты-то уж должен её знать, это ведь ты там был в ту ночь, так мне рассказывали.
— Да.
— Весело, — хмыкнула она, — Но это ещё не всё. Выход этот потом закрыли обратно, а месяца два назад, посадили туда одного из наших капитанов, бывшего, теперь уж, Авидиуса. Так он как-то нашёл тайный рычаг, или чем там этот ход открывался, да и удрал. Шуму было, ну-ка, арестант убёг! Не шутка. Больше его не видели, а выход было приказано заложить кирпичом. Чтобы, значит, никто больше оттуда не бегал. Да только Дариус велел без надобности туда никого не сажать, от греха подальше. После побега Авидиуса его чуть с должности не сняли.
Камера находилась в конце небольшого тупика. Марк подошёл к решётчатой двери, заглянул внутрь. Небольшое окошко под потолком пропускало в камеру луч света, оставляя кровать под ним в тени. Селена, слышавшая шаги, поднялась, приблизилась.
— Вы? — удивилась она, — Зачем?
— Селена, я... я пришёл поговорить с Вами, — торопливо начал он, просунул руку сквозь прутья, коснулся её руки. Она шагнула назад.
— Не прикасайтесь к мне. Я же кажусь Вам отвратительной...
— Нет, что Вы, Селена! Не говорите так, прошу Вас. Вы... Вы не можете быть мне отвратительна.
— Разве? — прошептала она, но, поколебавшись, всё-таки вернулась к решётке и Марку. Их пальцы и глаза встретились.
— Селена, верьте мне. Я сделаю всё, что смогу, чтобы помочь Вам. Я...
— Не надо. О некоторых словах Вы можете потом пожалеть, — проговорила она, печально улыбаясь.
Марк предпочёл игнорировать её грустный тон, порадовавшись уже тому, что из её глаз исчезла тоскливая безнадёжность поражения. Надо убедить её, что всё ещё можно исправить...
Как он и предполагал, Селена обладала некоторыми познаниями в области права, и, хотя все разнообразные тонкости этого запутанного ремесла не были ей знакомы, она помогла Марку превратить его смутные идеи в ясный план. Главным принципом правовой системы Империи Тамриэль было возмещение ущерба в денежном или трудовом эквиваленте. То, что от большинства преступлений, кроме, разве что самых ужасающих, можно было откупиться штрафом, он знал и раньше, но это знание существовало само по себе, без связи с действительностью. Это было справедливо для аристократов и крупных чиновников, хотя последние как будто вообще никогда не попадали в поле зрения служителей Закона.
Теперь же путь к спасению Селены лежал через этот принцип. Её обвиняли только в двух преступлениях: краже зачарованного меча из хранилища Гильдии магов и нападении на «Поплавок». Похождения на дорогах Сиродила остались неизвестными, а сама Селена, естественно, рассказывать о них не собиралась...
— Пора, а то заворковались уже, голубки, — стражница махнула рукой в сторону лестницы в общий коридор.
Марк с сожалением разжал пальцы, выпустил руки Селены.
Лёгкая улыбка снова появилась на её измученом лице, она проводила его взглядом, и, только когда шаги стихли за поворотом, вернулась, тяжело села на кровать, рассеяно рассматривая опустевший коридор. Слёзы медленно катились по её щекам.
— И что ты в ней только нашёл? — заговорила охранница, — Послушай-ка меня, я тебе дам добрый совет, плюнь и забудь.
Марк не ответил, и она продолжила:
— Я же вижу, как ты на неё смотришь. И ты, небось, думаешь, что это всё правда, да? Что она тебя любит, что она будет с тобой, вы поженитесь, и всё у вас будет расчудесно? Да ничего подобного!
Она с вызовом поглядела на него, Марк пожал плечами:
— Мы не говорили о любви и свадьбе...
Стражница рассмеялась:
— Конечно, не говорили. Ну и что? Я довольно пожила на свете, чтобы такие вещи понимать без слов. И я довольно видела таких вот, как она, и как ты. Ты ей поможешь, выкупишь её, а она плюнет на тебя, и сбежит, да тебя же ещё и обворует!
— Селена не такая. Она видела, чем это заканчивается...
— Крыса казематная твоя Селена, — оборвала тюремщица, — Все они такие. Ты, вроде, не мальчишка уже, а туда же! Не такая... помяни моё слово, увидишь ещё, какая она.
Как ни странно, но суд состоялся уже на следующей неделе, видимо, из-за ясности дела. Селена была поймана на месте преступления, и длительного следствия не потребовалось. Сыграла свою роль и всеобщая нервозность, слухи о вратах в Забвение только множились, обрастали дополнительными жуткими подробностями. Хотя город продолжал жить обычной жизнью, извечная столичная торопливость, казалось, изрядно усилилась. Обычные дела, например, о мелком воровстве, разбирались вообще за несколько минут. На пойманых жуликов налагали максимально возможный для их кошельков штраф, и выкидывали за ворота. Многие полагали, что поступило негласное распоряжение освободить в имперской тюрьме как можно больше пространства. Ожидалось, что этому комплексу с его мощными стенами вот-вот предстоит из места содержания преступников снова превратиться в крепость.
На арестантской жизни Селены эта суета не сказалась никак, «несчастливую» камеру не трогали, видимо, из суеверия, и девушка могла порадоваться хоть какому-то подобию спокойствия. По крайней мере, она была в камере одна, у неё имелось тёплое одеяло и свежая вкусная еда, которую Марк ежедневно передавал через охранников. Роскошь, по тюремным меркам.
Зал был почти пуст, лишь несколько случайных зевак сидели на скамейках у входа. Судья, немолодой уже человек, на лице которого явно читалась усталость, задумчиво глядел в окно, несколько оживившись только при появлении обвиняемой. Двое стражников в полном снаряжении, с деревянными дубинками вместо мечей, сопровождали Селену, казавшуюся рядом с их мощными фигурами такой хрупкой и уязвимой. Марк попытался поймать её взгляд, но она, погружённая в собственные мысли, рассеяно смотрела в пол.
Оглядев зал, судья прокашлялся и зачитал краткое дело. Государственный обвинитель поднялся со своего места, равнодушно посмотрел на Марка, потом на Селену, спокойно и без всяких видимых эмоций потребовал десять лет каторжных работ и пожизненную высылку за пределы Сиродила. Марк знал, что предлагаемое наказание будет примерно таким, они обсуждали это с Селеной. Она не отреагировала никак, по-прежнему глядя в пол.
Адвоката не было. Это вполне допускалось нормами судопроизводства, обвиняемая могла защищаться сама. Впрочем, расчёт они делали на другое. Марк, хотя и не являлся прямым участником дела, был, тем не менее, тем самым человеком, который и взял Селену в плен. В делах, связаных с пиратством, а захват «Поплавка» юридически таковым являлся, лицо, захватившее пиратов с поличным, имело право потребовать для них наказания или снисхождения. Тому были прецеденты, и некоторые из пиратов даже служили потом в имперском военном флоте. Разумеется, то были исключительные случаи, но разве сейчас в Тамриэле не исключительное положение?
— Обвиняемая, Вы признаёте себя виновной в краже оружия и попытке захвата судна?
Селена подняла голову, посмотрела на судью, заговорила негромко, но отчётливо:
— Да. Я признаю свою вину в обоих случаях.
— Вы имеете что-нибудь сказать в свою защиту?
— Нет. Я пользуюсь правом прошения о милосердии к лицу, взявшему меня в плен. Это присутствующий здесь Марк Амарис, гражданин Тамриэля.
Только сейчас она полуобернулась к нему, их глаза на мгновенье встретились. Селена коротко кивнула, доверяя ему свою судьбу. В её взгляде не было ни мольбы о помощи, ни слёз, только странно спокойное ожидание. Марк почувствовал сухость в горле, прокашлялся:
— Я представляю временное управление города Кватч. Как Вам, должно быть, известно, Кватч подвергся нападению и в данный момент восстанавливается силами уцелевших жителей, а так же добровольных и наёмных помощников.
Он перевёл дух. Главное сейчас — не показать лишних эмоций.
— Я действительно лично захватил обвиняемую в плен. Должен отметить, она проявила понимание и готовность к сотрудничеству, и не чинила никаких препятствий для её задержания и передачи в руки представителей Закона.
Так, по крайней мере, судья слушает спокойно, без явного неприятия. Теперь надо закончить, и так, чтобы это выглядело не мольбой о пощаде, а разумным решением.
— Ввиду её чистосердечного признания своей вины и раскаяния в содеянном, а также принимая во внимание готовность временного управления Кватча принять любую помощь в деле восстановления города, я прошу заменить каторжные работы и высылку выплатой штрафа и передачей обвиняемой под юрисдикцию графства Кватч и под мой непосредственный надзор.
Судья задумался, обратился к обвинителю:
— У вас есть возражения?
— Нет, — всё так же равнодушно ответил тот. Казалось, его исход заседания не беспокоил вовсе. Впрочем, подумал Марк, а почему бы это должно его волновать? Государственный обвинитель получает жалование за участие в процессах, а не за рвение на службе. Как, собственно, и судья. Время шло, и сейчас то самое бюрократическое равнодушие работало уже на Селену. Единственным, кто мог бы захотеть во что бы то ни стало отправить её на каторгу, был Ормил, владелец «Поплавка», но он отсутствовал. Марк чуть заметно улыбнулся — он сам намекнул трусоватому альтмеру, что Селена, увидев его, может впасть в ярость, а терять ей, обречённой на высылку, нечего. Она ведь была членом Гильдии магов, и никакие стражники не помешают ей наслать на него жуткое проклятие... такое, например, чтобы он споткнулся на трапе и упал в воду, к рыбам-убийцам. Как ни странно, трактирщик поверил такой явной глупости и не пришёл.
Судья тем временем зашевелился, прочистил горло:
— Принимая во внимание Ваше чистосердечное признание и раскаяние, и в отсутствие возражений со стороны обвинения, я не вижу причины отклонить ходатайство мистера Марка Амариса, и приговариваю Вас к выплате штрафа в размере тысячи септимов совокупно за кражу и попытку захвата судна, а так же передаю Вас под юрисдикцию графства Кватч, дабы Ваши способности были направлены на благо добрых граждан Империи Тамриэль. Присутствующий здесь мистер Марк Амарис назначается Вашим куратором на период нахождения Вас вне пределов графства Кватч до определения Вашей дальнейшей судьбы. Вы готовы внести необходимую сумму?
Марк шагнул вперёд, отвязывая от пояса кошелёк:
— Я готов.
— Что ж, как Вам будет угодно, — судья махнул рукой приказчику-протоколисту, тот высыпал монеты на столик, принялся считать. Это заняло некоторое время, наконец, убедившись, что перед ним сто десятисептимовых монет, он обернулся и утвердительно кивнул.
Переведя дух и глотнув из небольшого серебряного стаканчика, судья взял молоточек и ударил им по предназначеной для того дощечке:
— Заседание закрыто.
Она стояла у выхода, куда прошла сразу же после объявления приговора, и молча, выжидающе смотрела в его сторону. Марк приблизился, некоторое время тоже молчал. Слова не шли с языка. Он чувствовал её беспокойство и не мог решиться начать. Она... теперь, когда всё закончилось, что скажет она ему, как воспримет? Что вообще она о нём думает?
— Селена, я... всё прошло так, как мы и думали. Вы свободны...
— Свободна? — она посмотрела вдоль улицы, — Разве? Вы выплатили штраф... это немаленькая сумма. Я не скоро сумею отдать её Вам... даже если Ваши люди там, в Кватче, будут платить мне за работу. Кстати, что Вы хотите со мной сделать? Какого рода работа ждёт меня в Вашем городе?
Она говорила ровным, почти бесстрастным тоном, и лишь лёгкое напряжение в последних словах выдавало её чувства. Марк взял её руку, ласково погладил, надеясь нежностью развеять её страх:
— Вы свободны, Селена. Вы можете, если Вам так будет угодно, повернуться и уйти, я не задержу Вас. Кватч не каторга, это наш дом, этих людей, которые сейчас отстраивают его заново... и мой теперь тоже. Вы ничего не должны мне.
Она взглянула ему в глаза, ища подтверждения... может ли это быть правдой? Неужели он действительно не заявляет на неё права победителя, как сделал бы любой другой?
Она не подчинилась бы, она не из тех, кого можно купить. Но он и не пытался. Он просто смотрел и ласково улыбался и её ответная улыбка была столь же искренней и открытой.
У Селены была комната в одной из городских таверн, она зарезервировала её на неделю как раз перед нападением на «Поплавок». Сейчас, естественно, комната уже была сдана другим людям, но вещи, оставленые там, хранились у хозяина. Забрав их, они вернулись в «Таверну Всех Святых», где Селена сняла комнату и заказала ванну.
Когда она снова появилась в обеденном зале, Марк поразился её чудесному преображению. Вместо измученой узницы в мешковине перед ним предстала аккуратная молодая женщина в скромной, но нарядной красной рубашке и юбке с орнаментом, в чёрной, с вышитым краем, накидке на плечах. Она была красива той неброской, незаметной беглому взгляду красотой, которую нельзя описать банальными словами, красотой внутренней, происходящей от души, горящей в ясных глазах, озаряющей её обычную, в сущности, фигуру и всё ещё хранящее усталость лицо. Остаток дня они провели на улицах, бесцельно слоняясь по городу, наслаждаясь свободой и обществом друг друга.
Дела потихоньку начали налаживаться, и несколько дней Марк снова провёл в приёмных разных чиновников и торговых компаний. Селена иногда сопровождала его, иногда уходила гулять по городу одна. Но вечером они встречались, шли в дендрарий, где бродили вместе среди цветущих кустов, наполняющих тёплый воздух сладким ароматом, держась за руки и глядя друг другу в глаза. Стражники, патрулировавшие район, узнавали их издалека, приветливо кивали — историю Марка и Селены, в том или ином виде, знал каждый из них. Горожане, занятые своими проблемами, не обращали на странную пару внимания — слухи, один тревожнее другого, всё множились, и какое кому дело до этих двоих?
Наконец, Марк получил долгожданное известие от секретаря Совета Старейшин. Совет всё-таки сошёлся во мнениях, и Савлиану Матиусу было дано что-то вроде испытательного срока до завершения восстановления Кватча. Предположительно, ему должны были пожаловать полный титул при личном докладе Совету. Теперь все дела были закончены, и Марку нужно было ехать обратно. Погорельцы и так ждут слишком долго.
Они прошли, может быть, в последний раз, по дендрарию, через улицы города, спустились на набережную порта, к маяку. Отсюда был виден и «Поплавок», стоявший, как всегда, у своего причала. Ормил, с его неизменно безумной, но вполне традиционной, по альтмерским обычаям, причёской, рассеяно бродил по верхней палубе. Обернувшись, он всмотрелся в две фигуры около маяка и, всплеснув руками, поспешно скрылся внутри плавучей таверны. Селена беззлобно рассмеялась. Она больше не хотела никого пугать, но бедный трактирщик явно не испытывал желания её видеть. Решив не надоедать ему, они свернули на боковую дорогу, ведущую между городской стеной и берегом к огромному древнему мосту, соединяющему столичный остров с материком. Там они сперва просто шли в молчании, затем Селена остановилась, заговорила. Тон её был тих и серьёзен:
— Так откуда Вы взяли тысячу септимов, Марк? Я хочу знать это, ведь Вы не говорили, что у Вас найдутся такие деньги. Я предполагала, мне придётся выплачивать штраф частями и долго...
— Четыреста у меня было. Мне передали их за... за Вас.. — он запнулся, отвёл глаза.
— За мою поимку, так ведь, — мягко улыбнулась она, — Не бойтесь меня этим ранить. Вы сделали то, что должны были сделать, и получили положеную награду.
— Я не был уверен, что это правильно... в любом случае, я рад, что избавился от этих денег. Они не принесли бы мне ничего хорошего, но зато они помогли Вам, Селена.
— А шестьсот?
— Я продал меч.
— «Чёрную воду»? — удивилась она, потом вспомнила, — Ах, да. Я отдала меч Вам, следовательно, это Ваш трофей, и Гильдия магов не может просто забрать его.
— Я продал его магам, — рассмеялся Марк, — Так, или иначе, они всё равно получили его обратно.
— Что ж, «Вода» вернулась на своё место. А я? Куда идти мне?
Она задумчиво глядела вдаль, на блестящую, отливающую медью под вечерним солнцем гладь озера Румаре. Пора сказать всё.
— Идите со мной, Селена. Кватч ждёт меня... впереди ещё много трудностей, но мы справимся, ведь это наш дом. Пойдёмте домой.
Повернувшись, она посмотрела ему в глаза. Марк, без раздумий, настолько естественно это оказалось, опустился на колено, взял её руку и поцеловал.
— Селена... я люблю Вас.
— Я... люблю Вас, Марк.
Он поднялся, продолжая держать её руку. Мост, озеро, проезжающий мимо всадник в лязгающих доспехах — всё исчезло из вида, растворилось в глубине её зелёных глаз.
— Пойдёмте, — прошептала Селена, — Поедем в Кватч. Поедем домой.
читать дальше
Дерево лежало поперёк дороги. Женщина, сидевшая среди сломаных ветвей, подняла голову, увидев всадников, вскочила, подбежала, заголосила в плач:
— Помогите, помогите! Они напали на нас, они ранили его!
Орк и каджит настороженно вгляделись в кустарник. Никакого движения не наблюдалось. Женщина показывала рукой на лежащее в пыли тело и причитала, взывая к Девяти божествам, требуя отмщения.
— Посмотрите, что там, — скривился франт, — Всё равно надо это дерево убрать с дороги.
Все трое спешились. Каджит остался около лошадей, его уши медленно поворачивались из стороны в сторону. Орк подошёл к женщине, глянул на раненого.
Парень лежал лицом вниз, его правая рука всё ещё сжимала меч. Железное лезвие серело в пыли. Крови и видимых ран не видно, но дыхание его было частым и сиплым. Вероятно, его ударили в грудь чем-то тонким и острым, решил орк и, подойдя к дереву, наклонился, взялся за обломаную ветвь.
Селена откинула ногой валявшийся на земле старый плащ Минкс, подхватила «Чёрную воду» и плашмя ударила орка по загривку. Клинок зазвенел, ударившись о доспехи, наёмник охнул, повалился лицом на дерево. Отскочив в сторону, она повернулась к двоим оставшимся, улыбнулась:
— Деньги, или жизнь!
— Дрянь, — выдохнул франт, и тут же испугано попятился, обернулся.
С пронзительным воплем из кустов выпрыгнула Минкс, занося меч над правым плечом. Каджит резко вскинул руку с коротким мечом, успев блокировать её свирепый удар, но попятился, пытаясь удержать равновесие. Недолго думая, данмер пнула его в пах, каджит взвизгнул, дёрнулся на месте. Это позволило нападавшей зайти сбоку, пинком под колено она свалила его наземь, сунула остриё меча ему между зубов:
— Попался, котик!
Хрипя от ярости, орк поднялся на ноги, оказавшись лицом к лицу с тем самым парнем, который только что валялся как будто при смерти. Лицо и кираса его были покрыты дорожной пылью, рот растянулся в ухмылке. Достать свой топорик наёмник не успевал, но он не растерялся, кулаком левой руки хватил парня по уху. Тот без лишних звуков кувыркнулся наземь.
Спасать оказавшуюся на грани провала операцию пришлось Селене. Отступая, она обрушила на орка град быстрых яростных ударов, которые он отбивал то окованным металлом древком топорика, то просто руками в железных защитных перчатках. Не осознавая, почему силы буквально покидают его с каждым шагом, наёмник рванулся вперёд, надеясь дотянуться до своей проворной противницы и поразить её одним ударом. Но случиться этому было не суждено, замахнувшись, он не удержался на ногах и, с лязгом доспехов, рухнул лицом в пыль.
Франт, возможно, и мог бы изменть ход краткого сражения, он готов был драться за свою жизнь и собственность, держа наготове изящный кинжал с серебряными узорами на клинке, но он не был человеком действия. К моменту, когда решение напасть на Минкс, так и державшую свой меч во рту каджита и растеряно переводящую взгляд с его кинжала на валявшегося без чувств парня и бьющуюся с орком напарницу, было принято, Селена как раз повалила наёмника и обернулась, наставила меч.
— Так деньги, или жизнь? — проговорила она, сверля его злым взглядом зелёных глаз.
Он бросил кинжал на дорогу:
— Я сдаюсь.
***
Анвил недолго оставался спокойным и тихим. Невероятное и жуткое событие разом перевернуло весь привычный ритм жизни. Жуткими были его результаты — однажды утром городская часовня была найдена закрытой, на стук никто не отзывался. Когда, к полудню, обеспокоеные стражники взломали двери, то причина молчания обнаружилась сразу же. Часовня, с кровавыми следами на плитах пола, с измазаными копотью витражами, походила теперь не на храм богини любви, а на вертеп некромантов из какого-нибудь романа. Все служители были жестоко убиты. Невероятным во всём этом ужасе было то, что никто в городе не видел убийц. Они каким-то образом прошли мимо стражи, через весь город, устроили бойню в храме, а затем бесследно исчезли. Первоначальные поиски среди горожан результатов не дали, да и понятно было, что никто из местных нарушителей закона не имел ни смелости, ни возможности осуществить подобное чудовищное преступление.
Пару дней спустя около осквернённой часовни появился старик. Никто не знал его имени, он пришёл откуда-то издалека, он проводил день в проповеди и призывах, заявляя о возвращении какого-то давно сгинувшего айлейда, не то их бывшего царя, не то главного мага. Марк толком не понял бормотания старика, хотя и ощущал исходящую от его слов тревогу. Айлейды остались в древних легендах, но ведь ходили же то тут, то там слухи о странных существах, живущих в самых глухих чащобах, будто бы потомках тех самых былых властителей Сиродила.
Люди вокруг потихоньку начинали сходить с ума, или, по крайней мере, так казалось Марку. Экипировка ополчения закончилась, и он, оставшись без работы, решил вернуться в столицу. Как бы там ни было, но места безопаснее он представить себе уже не мог.
Караван из пары повозок с грузом, несколькими пассажирами и эскортом из тех самых ополченцев добрался до развилки на Кватч без приключений. Над горным кряжем, где располагался город, висели низкие серые облака, скрывая стены от любопытных глаз. Здесь предстояло сменить эскорт, взять груз, может быть, ещё пару-тройку путешественников. Возничие оживились, заулыбались, предвкушая отдых, жареное мясо и лёгкое плодовое вино, которое здесь делали лучше, чем где-либо. Лошади, почуяв волнение хозяев, пошли резвее...
Вид временного лагеря и потрясённых, в испачканых одеждах, людей, потеряно бродивших среди костров и палаток, вызвал шок и ужас. Кватч подвергся нападению. Марк смотрел в пустые, потухшие глаза беженцев и понимал их чувства. Несколько дней назад здесь произошло невозможное. О подобных вещах даже не во всяком мифе услышишь. Слухи о вратах в Забвение оказались для этих людей фактом их собственной жизни. Сражение уже закончилось, ему рассказали и об ужасе ночного бегства, и о первом дне, об отчаяной обороне, которую держали капитан Матиус и несколько уцелевших стражников, и о неизвестном, который шагнул прямо во врата Забвения. Он отыскал способ закрыть их, и стражники сумели спасти людей, запертых в полуразрушеной часовне Акатоша, потерявших надежду, ждавших смерти.
Но, даже выиграв битву, жители Кватча проиграли войну... или же так сейчас казалось. Отчаяние овладело даже капитаном Матиусом, он сидел один в своей палатке, не желая никого видеть. Граф погиб вместе с большинством жителей, город, внутри почти не пострадавших стен, представлял собой залитое дождём пепелище. Мартин, священник, собравший горожан в часовне, убедивший их дождаться помощи, уехал вместе с незнакомцем, и, казалось, с его уходом оставшихся погорельцев покинули воля и желание жить.
Достав из мешка лютню, Марк подошёл к костру, где сидело больше всего людей, устроился у огня. Он перебирал струны, наигрывая то одну, то другую мелодию, без слов, без перерывов, снова и снова...
***
Заведение, на первый взгляд, казалось вполне нормальным, но, оказавшись внутри, Селена поняла, что ошиблась. Тем не менее, она прошла к стойке, стараясь игнорировать доносившиеся до неё комментарии веселящейся компании за единственным занятым столиком. Расставшись с Минкс и Линчем после ограбления, она вновь вернулась к спокойной жизни и приятным путешествиям. Однако, на этот раз неприятности явно нашли её сами.
— Эй, красотка, а ну-ка, подойди к нам! — она не обернулась, но, быстро глянув на лист с ценами, развернулась к выходу. Босмер за стойкой пожал плечами. Он уже догадался, что последует, и вмешиваться не собирался. Как-никак, эти горлопаны за столиком — постоянные клиенты, а девица... он видел её в первый, да и, скорее всего, в последний раз. Ну, пощипают её слегка, потискают, не более.
Рука легла ей на плечо, развернула. В лицо шарахнуло перегаром.
— Постой, постой, милашка. Разве ты не хочешь развлечься?
— Не хочу, — Селена дёрнула плечом, высвобождаясь, отступила на шаг.
— Ну как так, девочка моя? Или я тебе не нравлюсь? — продолжал настаивать мужчина. Он был пьян, но не настолько, чтобы не отдавать себе отчёт в своих действиях, это Селена поняла сразу. Зрачки её зло сузились, она выхватила из ножен трофейный кинжал с серебряным узором на клинке, наставила ему в живот:
— Нет. Оставь меня в покое. Отойди!
— Ух ты! — удивился мужчина, полуобернулся к своим, — Горяченькая девочка-то, ножик достала!
Сидевшие за столиком громко расхохотались. Ярость затуманила её взгляд, и Селена не различала их лиц.
Обернувшись, мужчина внезапно и жестоко ударил её раскрытой ладонью в лицо. Вспышка боли затопила сознание, Селена отшатнулась, зацепилась ногой за табуретку, рухнула куда-то под стойку. Взрыв грубого хохота заглушил даже вызваный падением звон в голове. Перед глазами плясали искры, комнта двоилась, нависавший над ней мужчина казался просто расплывчатым силуэтом. Она поднесла руки к лицу, поморгала, вытерла слёзы и кровь.
— О! — рассмеялся он, — Вы поглядите! Только что отказывалась, а теперь ножки раздвигает!
Хохот и грубые комментарии, один другого мерзостнее, заставили её затрястись от страха и бешенства. Кинжал, видимо, отлетел куда-то при падении, и положение её не особо подходило для драки, но Селена увидела возможность спастись. Резко разогнув ногу, она со всей силы лягнула своего противника в колено. Пока тот с воплями и руганью дёргался на месте, хватаясь за повреждённую конечность и пытаясь не упасть, она вскочила на ноги и рванулась к выходу. Один из сидевших схватил её за одежду. В ярости Селена уже сама хлестнула его рукой по лицу и глазам, парень завопил, выпустил её, и в два прыжка она оказалась за дверью. Выскочив на дорогу, Селена бросилась бежать, не особо представляя себе, куда, просто подальше от этого гнусного места. Наконец, нехватка воздуха и боль в боку вынудили её остановиться. Решив, что на дороге небезопасно, она пробралась через кустарник и, найдя толстое дерево, прислонилась к нему, сползла на землю.
Прохладный вечерний воздух освежил лицо, всё ещё горящее от удара. Селена сидела под деревом, в сознании шевелилась месть. Она проверила вещи. Кинжал остался там, в этом притоне, где она его и выронила, но «Чёрная вода», завёрнутая в ткань, была на месте, надёжно привязаная за спиной, скрытая плащом. Селена сняла плащ и вещевой мешок, вытащила меч. Эти мерзавцы пожалеют, что посмели поднять на неё свои грязные лапы.
Отворив дверь, она шагнула внутрь, обвела тёмную комнатку свирепым взглядом. Было тихо. Весёлая компания исчезла. В лёгкой растеряности Селена опустила меч. Выглянул из своего угла, видимо, на скрип двери, трактирщик остановился, попятился, увидев её с оружием.
— А ну-ка стой! — этот тип тоже способствовал её позору, значит, он может ответить за всё. Босмер съёжился под её взглядом, в котором горело желание кого-нибудь покалечить.
— П-простите, — забормотал он, отступая к стене.
— Где они?
— Они? Эээ...они ушли. Разошлись по домам. Да. Все разошлись. Давно, около часа назад...
Он замялся, испугано глядя на меч.
— Почему ты не вмешался? Или считаешь, что это нормально, а? — она говорила негромко, но очень чётко, сдерживаемая ярость звучала в каждом её слове. Остановившись в шаге от него, Селена окатила трактирщика презрительным взглядом и плюнула ему в лицо.
***
Работы было больше, чем достаточно. Больше, чем работников, больше, чем сил. Теперь уже далеко не каждый вечер Марк находил возможность сыграть для погорельцев, чаще бывало так, что, едва добравшись до палатки, он падал на лежанку и проваливался в сон. Но теперь этого уже и не требовалось. Люди ожили, люди боролись, работали. Забвение не поглотит Кватч!
На первом, казавшемся самым жутким и бесконечным, этапе работ, расчистке завалов, Марк трудился вместе со всеми, проводя дни в руинах, перемазаный с ног до головы в золе. Самой страшной частью были похороны останков, которые находили почти повсюду. Тогда он брал свою лютню и провожал погибших скорбной мелодией. Но жизнь требовала действий, и, вместе со всеми, он возвращался к работе.
Когда же с расчисткой было покончено, для Марка нашлись другие занятия. Сейчас его голова могла послужить Кватчу куда лучше, чем просто ещё одна пара рабочих рук. Возглавил погорельцев Савлиан Матиус, который ещё в самом начале работ провёл инспекцию замка и уцелевших запасов. Дейдра-захватчики, старавшиеся просто истребить как можно больше жителей, не тронули сокровищницу и подвальные кладовые, и эти запасы пришлись весьма к месту. Теперь предстояло ещё раз всё пересчитать, выделить деньги на закупку материалов и найм специалистов-строителей, разослать множество писем и прошений в столицу и соседние графства, организовать разумный оборот средств и людей.
Увлечённый масштабом работы и энтузиазмом погорельцев, энтузиазмом, которому он, отчасти, сам помог возродиться, Марк не вспоминал о своей обычной лени. Он по-прежнему не гнушался взять топорик или молоток, но куда больше времени проводил за просмотром или составлением разнообразных документов, или, в компании капитана Матиуса, обходил стройки и поля. Обгорелые деревья вокруг городских стен были срублены, это, разумеется, можно было бы оставить и напоследок, но никому не хотелось видеть эти страшные останки. Их разрубили на мелкие части и разбросали там же. Зола — хорошее удобрение, следующей весной трава сотрёт следы кошмара. На фермах ниже по склону, где смена сезонов не была столь явной, возобновился обычный крестьянский труд. К зиме подоспеет новый урожай, значит, не придётся просить продуктов у соседей и платить втридорога.
В эти тяжёлые дни у Марка обнаружился и другой талант, оказавшийся для жителей Кватча даже более полезным, чем его музыка и рассказы — умение слушать. Ему рассказывали о кошмарах, преследовавших с той самой ночи, об отчаянии, о мрачных ожиданиях голодной зимы в палатках и временных домиках, о тщете попыток. Он слушал, изредка говоря что-то сочувственное, но это было не важно. Важным было то, что он слушал этих людей, которым нужно было рассказать, выговориться. Так мало иной раз надо человеку — просто поделиться своими чувствами с кем-то ещё, и так редко представляется большинству подобная возможность...
***
Селена продолжала путешествовать. Привыкшая жить скромно, не испытывающая влечения к буйным гулянкам и экстравагантным развлечениям, она расходовала свою долю добычи весьма экономно. Для неё, проведшей больше десяти лет в той или иной разновидности подвалов, от залов колледжа до сырого склепа Гильдии магов, каждый новый день открывал чудеса окружающего мира. Селена проехала от удивительных болот и огромных многовековых деревьев Лейавина до гор Брумы, где искристый, похрустывающий под ногами снег покрывал землю бриллиантовым полотном.
Её, красиво и сдержано одетую, с книгой у пояса и внимательным взглядом ясных глаз, принимали то за какую-нибудь государственную служащую, то за курьера Гильдии магов. Она не стремилась развеивать эти заблуждения, и даже не чуралась разной мелкой не особо обременительной работы. Селена составляла для жителей деревень прошения к столичным чиновникам, подписываясь, вместо настоящей своей фамилии, Селена Акванера, и даже побывала в роли адвоката в деле о краже лошадей в одном из поселений. На суде, проводимом прямо на месте разъездным представителем графа, она опросила куда больше людей, чем предполагали обвинители, и, запутав единственного свидетеля в его же собственных показаниях, разрушила явно сфабрикованое дело. Настоящий вор остался неизвестен, но Селена не собиралась заниматься расследованиями.
Возможно, она и не вернулась бы в ближайшем будущем к преступному промыслу, но, в одном из постоялых дворов, путь её снова пересёкся с Линчем и Минкс. Спустившись однажды вечером в общую комнату поесть, она увидела хорошо знакомые фигуры за угловым столиком. Заметив её, Минкс радостно заулыбалась, замахала рукой.
— Ничего удивительного, что вас поймали, — покачала головой Селена, выслушав сбивчивый рассказ бывшей сообщницы, — Вы ведь и в тот раз хвастались на всю таверну, какие вы лихие грабители. Когда-нибудь вас должны были услышать.
Злоключения Минкс и Линча начались почти сразу после расставания с Селеной. Пока та путешествовала, незадачливые разбойники закатили гулянку в одном из трактиров на дороге около столицы. Проезжавший через тот же трактир патруль имперского легиона весьма заинтересовался громкими заявлениями Минкс и позёрством Линча. Допрос оказался быстрым, перепуганые налётчики признались во всём и сразу, но вот объяснить, кого именно и где они ограбили, они так и не смогли. Для Линча это было слишком сложной задачей, а Минкс от страха и выпитого алкоголя путалась в собственных словах. Стражники не поверили столь странным преступникам, решив, что парочка просто перебрала выше нормы но, без малейшего стеснения, отобрали у них все деньги и, припугнув обещанием в случае повторной поимки засадить в самый глубокий каземат, какой только сыщется в столичной тюрьме, отпустили на все четыре стороны.
— Это хорошо, что мы тебя встретили, — зашептала Минкс, — Есть дело, к которому так просто не подступишься. Но добыча будет просто улёт! Без тебя нам не справиться...
— Опять? — Селена удивлённо подняла брови. Она уже успела привыкнуть к спокойствию и денег ей пока вполне хватало.
— Да ты послушай. Я тут встретила парня, он северянин, кличут Ярость...
— Тоже лихой грабитель?
— Да не подкалывай ты, — обиделась Минкс, — Да, грабитель. Мы тут все свои, да?
Селена улыбнулась, но кивнула:
— Да-да.
— Слушай дальше. Он знает одну штуку, это Золотой галеон. Такая фигурка, кораблик, целиком из золота.
— Дай угадаю, вы хотите его присвоить.
— Хотим. А ты разве не хочешь? Целиком из золота! Он не маленький. Ярость говорит, примерно фунтов десять веса...
— Подожди, а откуда этот твой дружок про него знает? И где эта штука вообще находится?
Селена продолжала скептически улыбаться, но Минкс увлеклась рассказом.
— Об этом давно слухи ходят. А он, Ярость, то есть, задался целью узнать, где же он. И нашёл. Всё сошлось, мы знаем, где он. Он запрятан где-то на плавучем трактире в столичном порту!
— Ну, замечательно! — рассмеялась Селена, — Значит, этот Золотой галеон лежит где-то на старом корыте посреди порта, и его до сих пор не нашли? По-моему, это глупость.
— Это не глупость. Это раньше был пиратский корабль, а потом, когда этих пиратов поймали, корабль продали на слом, и из него сделали плавучий трактир. Галеон искали, но пираты его хорошо спрятали. Его нашёл только трактирщик, когда переделывал корпус. Так что он знает, где это. Он специально не выставляет его напоказ, чтобы не спёрли, зато эта история привлекает посетителей. Это у него запас на чёрный день...
Минкс некоторое время выжидательно смотрела на Селену, затем обернулась к двери:
— А вот и Ярость, — рослый северянин подошёл к столику, подозрительно посмотрел на Селену.
— Это Селена, я про неё тебе рассказывала, — Минкс переводила взгляд с одного на другую, — Я уговариваю её нам помочь.
— А надо? — лицо парня выразило недоверие.
— Ну, придумай план сам, если не надо, — возмутилась Минкс, — Давай, падай за стол, да слушай. Она вот, в отличие от нас, дураков, денежки сберегла, и не трясётся от вида этих проклятых стражников. Учись, дубина!
Ярость сел и окинул Селену неприятным оценивающим взглядом, задержав глаза на её груди явно дольше, чем приличествовало. Минкс скривилась, глаза её недобро блеснули.
Первым побуждением Селены было послать их всех куда подальше и уйти. Но затем она увидела Линча, смотревшего на неё, как на нечто дорогое и вновь обретённое после потери, и ощутила смутную ответственность за этих болванов. Она кашлянула, обвела всех троих пристальным взглядом:
— Я соглашусь вам помочь при одном условии. Я разрабатываю план, вы его исполняете. Добычу делим на четыре части поровну, и расходимся. Что вы будете делать дальше, меня не волнует. Это понятно?
Линч довольно ухмыльнулся, Минкс кивнула с явным согласием, даже Ярость, после некоторого колебания, пробомотал нечто утвердительное. Что ж, решила Селена, пусть так.
— Ярость, чтобы в дальнейшем не было никаких недоразумений, — заговорила она жёстким тоном, глядя на северянина, — Меня это не интересует. Ясно?
— Эээ... ясно, — пробурчал он, — Да меня, вобщем, тоже. Я так, просто. Маловато, на мой вкус.
— Маловато?! — встряла Минкс, — Ты смотри у меня...
Ярость замахал руками:
— Да успокойся, успокойся! Пошутить нельзя уже... у тебя-то всё, как надо...
Некоторе время оба они кидали друг на дружку быстрые взгляды, свирепые и ревнивые у Минкс, виноватые у её приятеля, затем вдруг заговорил Линч:
— Значит, мы теперь банда?
Селена усмехнулась, кивнула:
— Да. Банда «Чёрная вода».
III
Возвращение.
Возвращение.
Должно быть, уже утро, подумал Марк, равнодушно глядя на догорающую свечу. Усталость подступила незаметно, глаза закрывались. Он посмотрел на Селену. Она подняла голову, виновато улыбнулась:
— Простите, я, должно быть, не слышала, что Вы сказали.
— Да ничего, на самом деле, я уже сам толком не понимаю, что говорю. Утро уже, наверно... а может быть, и день. Тут ведь не поймёшь, внутри.
— Вам надо поспать... идите к себе.
— Да, наверно, — Марк отёр лицо, — Вы тоже отдохните.
Селена вздохнула.
— Я... да, пожалуй. Скоро меня заберут отсюда...
Марк молчал, не находя слов. Да, её ведь сдадут властям. Отправят в тюрьму. Она преступница, напомнил он себе, она хотела захватить это судно, из-за неё погибли три человека... из-за неё ли? Он путался в мыслях и чувствах. Она не убийца, она не хотела смертей. Это случайность, несчастливое стечение обстоятельств!
Удивившись своему порыву, он взял её руку, осторожно стянул защитную перчатку. Несколько долгих мгновений они сидели в молчании, его карие глаза встретились с её зелёными, и, казалось, так может продолжаться вечно. Затем она вздохнула, высвободила руку, надела перчатку обратно:
— Простите меня. Я не хотела всего этого...
Марк поднялся, сглотнул, опять не находя нужных слов.
— Я тоже... простите, Селена...
Дверь закрылась, оборвала возникшую, было, связь. Чувствуя себя, отчего-то, последним подлецом, он повернул ключ.
Сколько же он проспал? Сразу и не поймёшь, но одно ясно — «Поплавок» вернулся в порт. Качка почти не ощущалась. Плеснув в лицо водой из кувшина, Марк привёл себя в какое-то подобие порядка и, наскоро вытершись, поспешил наверх. Дверь соседней каюты, где он запер Селену, была открыта. Значит, её уже забрали. Осознание было неприятным, породило чувство вины... хотя почему, собственно? — снова ожил скептический внутренний голос. Эта Селена — преступница, и ей самое место в тюрьме. Марк потряс головой, пытаясь привести мысли в порядок. Сначала надо всё узнать.
Альтмер-трактирщик широко улыбнулся ему из-за стойки.
— Ещё раз примите мою безмерную благодарность, сэр! — заговорил он.
Сэр, надо же, усмехнулся про себя Марк. Впрочем, хозяина «Поплавка» вполне можно было понять. Если бы меня спасли от подобного, я б того, кто это сделал, тоже и сэром бы назвал, и благородным лордом, будь он хоть батрак с хутора, заключил менестрель, и, подойдя к стойке, развёл руками:
— Да не за что, мистер Ормил. У меня, ведь, всё равно не было другого выхода. Если б был, я сбежал бы отсюда подальше. Вот не обманули Вы меня с Вашими «незабываемыми впечатлениями».
Ормил помотал головой:
— Ничего подобного я и в мыслях не имел, уверяю Вас! Я всего лишь говорил о ночёвке на воде, что, как Вы понимаете, не такое уж обычное дело. Но нападение пиратов?! Нет, без таких впечатлений я уж как-нибудь и сам обойдусь, и никому другому не пожелаю! Кстати, Вам, наверно, интересно, что я сделал с Селеной?
Марк поспешно кивнул.
— Как только мы подошли к причалу, я тут же позвал стражу. Они поднялись на борт, едва мы ошвартовались, и сразу забрали её в тюрьму. А совсем недавно сюда зашёл капитан Лекс, и сообщил, что её, оказывается, искали за кражу оружия из Гильдии магов! Представляете? Он так же передал мне деньги, это награда за её поимку. Вот, держите. Они Ваши по праву.
Трактирщик вытащил из-под стойки кошелёк и передал его Марку. Тот машинально взвесил его в руке, убрал в вещевой мешок. Считать вознаграждение не хотелось. Марку стало стыдно, как будто он предал Селену, приняв это золото. Впрочем, деньги не помешают, а она сама виновата, снова попытался он убедить себя в правильности своих действий. Получилось не очень.
Сумерки опускались на столицу, зажигая окна огоньками свечей. Люди спешили кто по домам, кто на прогулку. Марк некоторое время бродил по городу без определённой цели, затем прошёл в храмовый район, снял комнату в «Таверне Всех Святых». Хватит с него ночёвок на воде. Сон не шёл, и он так и провертелся на кровати в полудрёме, преследуемый смутными, незапоминающимися видениями.
Надо было заняться делами, ведь приехал он в этот раз в столицу не просто по прихоти, а с поручением от Савлиана Матиуса. Нужно было посетить несколько торговых компаний, передать послания и заказы, а также представить в Совет Старейшин петицию жителей Кватча о назначении Савлиана Матиуса графом. Хотя он и не был аристократом, но кто, как ни он, сделал всё возможное для сохранения и возрождения города. Подобные прецеденты были в истории Империи, и Совет вполне мог пойти горожанам навстречу. С точки зрения Марка лучшей кандидатуры просто не было — жители вряд ли будут рады получить графа со стороны, не перенёсшего с ними все трудности возрождения города. Но Совет... кто знает, как они отнесутся к такой необычной просьбе.
Разумеется, всё это было делом не одного дня, и даже не двух и не трёх. Бюрократия в столице цвела пуще виноградников Скинграда, и, начав утром, к вечеру Марк успел только передать петицию помощнику секретаря Совета. Идти по торговым компаниям было уже поздновато, и он снова принялся бродить по улицам, вышел за ворота купеческого района. Здесь, по другую сторону каменного мостика, располагалсь имперская тюрьма, отдельная крепость, куда помещали разнообразных преступников, от мелких жуликов и воришек, ожидающих суда, до убийц и грабителей, готовящихся к отправке на каторгу. Он задумчиво рассматривал тяжёлые створки ворот. Где-то там, за этими мрачными стенами, в какой-нибудь сырой, тёмной камере сидела она. Селена.
Ночью Марка опять одолела бессонница. Глядя в потолок своей комнаты, он видел перед собой низкий свод каземата имперской тюрьмы, слышал стук падающих с потолка капель, даже воздух казался тяжёлым и холодным, почти осязаемым. Ему повезло, он провёл там всего несколько часов, а Селена... и что ждёт её потом? Каторга? Но это будет не наказание, это будет просто убийство! Женщин отправляют не на рудники и лесоповал, а в обслугу заключённых. Готовить, стирать... но не только. Если бы только это! В таких местах нет уважения и прав, её ждёт... Марк остановился, не желая додумывать до конца. Нет, только не Селену! Она уже получила своё наказание, она увидела весь ужас преступного пути. Нельзя допустить, чтобы она... чтобы её... но как? Судей не убедить. Закон суров к нарушителям, по крайней мере, к пойманым.
Утро застало его, невыспавшегося, с усталым лицом, у ворот имперской тюрьмы. Марк невольно усмехнулся, когда понял, что идёт, как посетитель, ровно тем же путём, каким уже однажды шёл, как арестант. Вот и дежурный, сидит за столом, скучающе глядя в забранное решёткой окошко напротив. Стражник поднял голову, окинул Марка оценивающим взглядом, проворчал:
— Ну что Вам тут надо-то, в такую рань?
— Я хочу посетить заключённого... заключённую. Её зовут Селена, она...
— Давай-ка сначала, и помедленнее, — прервал его дежурный, — Я с утра туго соображаю... фамилия у твоей Селены есть?
Марк растерялся. Фамилия...
— Ну да, есть, наверно. Она ж не каджитка там какая-нибудь, есть у неё фамилия... только я не знаю. Вот.
Стражник расхохотался:
— Ну даёшь! Пришёл на свидание, и даже фамилии не знаешь! Всякое тут видеть доводилось, но чтоб вот так... не, такой шутки я ещё не слышал.
— Шутки шутками, — улыбнулся Марк, — А фамилию её я не спросил. Вот не пришло в голову. Как-то не до того было.
— Не до того? Сильно пьяный был, что ли? — продолжал смеяться охранник, — Ну, я понимаю, сам не всегда по этому делу могу вспомнить, как звали милашку с прошлой ночи... ладно, так и быть. Я кликну сейчас кого-нибудь из вытрезвителя, позовут там Селену... но смотри, если припрётся несколько, выбирать всё равно придётся одну!
Марк покачал головой. Ему было не до смеха:
— Послушайте, она не в вытрезвителе. Вы не поняли. Она... её обвиняют в грабеже и пиратстве, или как там это называется. Она возглавляла банду, захватившую «Поплавок». Её доставили сюда позавчера днём, это я точно знаю. Я же сам её и поймал.
Дежурный успокоился и внимательно посмотрел на Марка:
— Захватила «Поплавок»? Да... я догадываюсь, о ком ты говоришь. Эту историю тут уже все знают, такого даже в порту давно не бывало. И ты хочешь её увидеть? Зачем?
— Просто хочу увидеть её. Отведёте?
— Ладно, — вздохнул стражник, тон его сразу стал серьёзным, — Я позову сюда человека, а сам пойду с тобой. Таковы правила. Там у нас сидят самые опасные, потому никакой самодеятельности. Вещи передавать лично нельзя, если принёс ей что-то, оставь здесь. Проверим и передадим. Всё ясно?
Марк утвердительно кивнул. Они спустились в ближайший коридор, из которого вело несколько ответвлений, свернули в одно из них, потом в другое... коридоры выглядели абсолютно одинаковыми, и, как показалось Марку, некоторые из них соединялись по кругу. Вероятно, для усложнения побега, если какой заключённый сумеет выбраться из камеры, решил он.
Было сыро и холодно. В мрачных провалах за решётчатыми дверьми шевелились тёмные фигуры.
— Здесь, — указал охранник на дверь в конце коридора.
Марк подошёл ближе, вглядываясь в каземат. Свет внутрь проникал только из коридора, от чадящего факела на стене. Несколько женщин сидели или лежали на подобии матрасов из грязных тряпок. Вонь и сырость наполняли воздух.
— Селена, — позвал он. Одна из фигур вздрогнула, но ответа не последовало, — Селена. Это я. Я пришёл... увидеть Вас...
Марк замолчал, осознав, насколько странно и неуместно прозвучали его слова.
— Эй, подъём! — заговорил охранник, — К тебе посетитель пришёл, а ты, понимаешь, не хочешь его видеть. Не хорошо!
— Да, да, покажись, — донеслось из камеры. Кто-то резко рассмеялся, и от этого смеха Марку стало не по себе. Смех столь же внезапно оборвался, сменившись надрывным кашлем. Затем фигура, которую он, по первой реакции принял за Селену, поднялась, шагнула к решётке. Да, это была она. Марк замер, в ужасе глядя на неё, сглотнул.
— Зачем Вы пришли? — тихо, почти шёпотом заговорила она, — Посмотреть на меня? Ну, смотрите. Нравится то, что видите?
Лицо её осунулось, посерело, что ли. Под левым, почти закрытым глазом темнел синяк. Она была одета в тюремную одежду из грубой мешковины, жёсткую, неудобную, не сохраняюшую тепла. Пока он смотрел, Селена открыла рот, но слова потонули в кашле. Она посмотрела здоровым глазом ему в лицо. Он ожидал ненависти, злобы, отчаяния, или, хуже всего, презрения, но ничего этого не было. Была только безнадёжность, готовность к продолжению мук и к смерти.
— Я получила то, что заслужила. Я жила в склепе, и умру в склепе...
— Нет! — неожиданно даже для себя выкрикнул Марк. Охранник, отошедший чуть в сторону, обернулся, рука его дёрнулась к мечу. Увидев, что тревоги нет, он сморщился в неодобрительной гримасе. Марк снова впился взглядом в Селену:
— Нет, Селена, Вы не заслужили такого. Никто не заслуживает, и, тем более, Вы. Я... я не знаю, что, но я попытаюсь сделать что-нибудь, я попытаюсь вытащить Вас отсюда. Я подам апелляцию, я найду адвоката... Вы верите мне?
Она качнула головой:
— Я не думаю, что Вам следует это делать. Забудьте обо мне, я преступница, я получила то, что заслужила. Здесь моё место, так они говорят. И Вы ничего с этим не сделаете. Забудьте обо мне.
— Поговорили, и хватит, — охранник подшёл, тронул Марка за плечо. Селена закашлялась, отвернулась.
— Её нельзя там держать! — заговорил Марк, едва они с дежурным вернулись в караульное помещение. Стражник усмехнулся.
— Это тюрьма. Это им всем урок, не попадай сюда.
— Вот именно! — подхватил Марк, — Именно, что «не попадай»! Это не заставляет их соблюдать закон, это просто учит их быть хитрее и злее! Невозможно приучить людей к закону с помощью беззакония! Они же там больные все, кашляют, вон, аж уши режет. И глаз... что у неё с глазом? Кто её ударил? Так допрашивали, что ли?!
— Да успокойся ты, не ори, — раздражённо ответил дежурный, — Не я тут заведую.
— А кто тогда? И где я могу его найти?
— Эээ, ну, тюрьмой заведует капитан Дариус. Если так надо, можешь попробовать поймать его вон там, — он показал куда-то в сторону выхода, — Спросишь у караульных.
— А кто её ударил? — не отставал Марк.
— Да я почём знаю? Может, и наши, если сопротивлялась аресту, а может, и свои, там, в камере, приласкали. Мы тут следим, чтоб они не сбегали, да не поубивали друг дружку, а фингалы... это не наше дело.
Стражник пожал плечами, отвернулся, но тут же снова, уже с каким-то подозрительным интересом оглядел Марка:
— Слушай, парень... что-то лицо твоё мне кажется знакомым. Ты сам-то не проходил по нашему ведомству, а? А то больно уж возмущаешься, прямо, как будто это тебя касается. Или она родня тебе? Так сам же, говоришь, поймал...
— Да, я тут разок побывал. Меня арестовали за нарушение общественного порядка. Песни мои кому-то не полюбились... и кто бы это мог быть? — Марк ехидно усмехнулся.
— Песни? — охранник некоторое время смотрел на него, затем вспомнил, хлопнул рукой по столу, — Точно. Про лошадь кого-то из наших больших шишек. Теперь вспомнил. Я же тебя и принимал.
Помолчав, он, с заговорщицким видом наклонился через стол, тихо заговорил:
— Наши-то много кто хотели послушать, да ведь при исполнении. Как насчёт организовать чего-нибудь этакое? В таверне какой собраться, я бы кликнул ребят. Мы проставимся, будь спокоен.
— Голос у меня не ахти. Да и играю так себе.
— Да не в голосе дело. Там же пел, так и тут споёшь. Мы ж не эти... не критики какие аристократические. Давай. Или деньги лишние?
— Денег мне хватает, — покачал головой Марк, — но я соглашусь, если Вы переведёте Селену в отдельную камеру и дадите ей, хотя бы, одеяло. Я даже сам его куплю, просто обеспечьте ей сколь-нибудь сносные условия.
Дежурный посмотрел в окошко, снял шлем, поскрёб в затылке.
— Договорились. Хотя вообще-то у нас нет свободных камер, но... я переведу её. Мне это ничего не будет стоить, тут всё равно всем на всё плевать. Так что сегодня вечером приходи в таверну «Пенная фляжка», мы с ребятами будем ждать.
— Ладно, — Марк тоже посмотрел в окошко и кивнул, — Договорились.
Если бы всё было так же просто, думал Марк, постепенно погружаясь в отчаяние. Он пришёл тем вечером в «Пенную фляжку», вспомнил, к радости собравшихся, все свои едкие песни. Были там и разговоры, он рассказал о Кватче, о людях, ютящихся в палатках, об их упорном труде, восстановлении сгоревшего города. Не обошлось и без истории о захвате «Поплавка», и, конечно же, всем хотелось услышать о бегстве из тюрьмы по тайному ходу и гибели императора. Стражники мало отличались от обычной публики, они так же были готовы сочувствовать чужим бедам, и так же не любили чиновников-казнокрадов, которым даже кризис как будто бы принёс лишь добавочные прибыли. Разошлись уже ближе к утру, и, добравшись до постели, Марк, впервые за несколько последних дней, сразу заснул.
Последовавшие дни, впрочем, радости не принесли. Казалось, разладилось абсолютно всё. Представители торговых компаний, с которыми ему надо было встретиться, кто уехал, кто болел, кто просто отсутствовал без объяснения причины, Совет Старейшин никак не мог прийти к единому мнению о пожаловании Савлиану Матиусу графского титула, да и попытки его как-то улучшить положение Селены наталкивались на стену безразличия и молчания.
Только тюремщик, пообещавший ему перевести её в отдельную камеру в обмен на выступление, сдержал слово. Марк приобрёл для Селены тёплое шерстяное одеяло, и каждый день приносил ей мясо и свежие фрукты или овощи. Он не пытался больше видеться с нею, поскольку не мог сказать ничего хоть сколь-нибудь обнадёживающего. Однако, по прошествии почти недели, за которую не удалось сделать ничего, он уже готов был впасть в апатию. Повсюду требовались деньги. Много денег. Адвокаты, специалисты по юридической казуистике, которых ему рекомендовали, готовы были действовать, защищать и доказывать, но их перья нуждались в смазке, а наилучшим маслом было золото.
Тем не менее, его не покидало ощущение, что он упускает из виду нечто важное, может быть, даже шанс обернуть ситуацию в свою пользу. Он ведь прибыл в столицу по делам Кватча... восстановление города — нелёгкая задача. В прежние времена на строительстве использовали рабов, и, хотя рабство в империи давно уже отменили, чем каторга отличается от него? Принципиально — ничем...
В конце концов он решил спросить об этом у самой Селены, которая, в отличие от него, знавшего лишь грамоту да основы счёта, имела формальное образование. Она, в любом случае, разбирается в законах лучше него, вполне возможно, вместе они сумеют найти выход.
В этот раз дежурила женщина лет сорока пяти, с жёстким взглядом и мужской уверенной походкой. Марк уже видел её раньше, но никогда особо долго с ней не разговаривал. Она не удивилась его желанию повидать узницу, равнодушно кивнула, и, вызвав сменщика, повела Марка по пустынным коридорам. На этот раз они не спускались в казематы, камера, куда по его просьбе перевели Селену, находилась на так называемом верхнем уровне. Это означало — на уровне земли, и там даже имелось узкое, забраное толстыми железными прутьями окошко.
— Эта камера тут единственная пустая была, — нарушила молчание тюремщица, — Знаменитая, скажу, камера. Выход в ней был тайный, по нему пытался спастись император.
— Император? — переспросил Марк. Та самая камера...
— Именно, — энергично кивнула стражница, — Хотя ты-то уж должен её знать, это ведь ты там был в ту ночь, так мне рассказывали.
— Да.
— Весело, — хмыкнула она, — Но это ещё не всё. Выход этот потом закрыли обратно, а месяца два назад, посадили туда одного из наших капитанов, бывшего, теперь уж, Авидиуса. Так он как-то нашёл тайный рычаг, или чем там этот ход открывался, да и удрал. Шуму было, ну-ка, арестант убёг! Не шутка. Больше его не видели, а выход было приказано заложить кирпичом. Чтобы, значит, никто больше оттуда не бегал. Да только Дариус велел без надобности туда никого не сажать, от греха подальше. После побега Авидиуса его чуть с должности не сняли.
Камера находилась в конце небольшого тупика. Марк подошёл к решётчатой двери, заглянул внутрь. Небольшое окошко под потолком пропускало в камеру луч света, оставляя кровать под ним в тени. Селена, слышавшая шаги, поднялась, приблизилась.
— Вы? — удивилась она, — Зачем?
— Селена, я... я пришёл поговорить с Вами, — торопливо начал он, просунул руку сквозь прутья, коснулся её руки. Она шагнула назад.
— Не прикасайтесь к мне. Я же кажусь Вам отвратительной...
— Нет, что Вы, Селена! Не говорите так, прошу Вас. Вы... Вы не можете быть мне отвратительна.
— Разве? — прошептала она, но, поколебавшись, всё-таки вернулась к решётке и Марку. Их пальцы и глаза встретились.
— Селена, верьте мне. Я сделаю всё, что смогу, чтобы помочь Вам. Я...
— Не надо. О некоторых словах Вы можете потом пожалеть, — проговорила она, печально улыбаясь.
Марк предпочёл игнорировать её грустный тон, порадовавшись уже тому, что из её глаз исчезла тоскливая безнадёжность поражения. Надо убедить её, что всё ещё можно исправить...
Как он и предполагал, Селена обладала некоторыми познаниями в области права, и, хотя все разнообразные тонкости этого запутанного ремесла не были ей знакомы, она помогла Марку превратить его смутные идеи в ясный план. Главным принципом правовой системы Империи Тамриэль было возмещение ущерба в денежном или трудовом эквиваленте. То, что от большинства преступлений, кроме, разве что самых ужасающих, можно было откупиться штрафом, он знал и раньше, но это знание существовало само по себе, без связи с действительностью. Это было справедливо для аристократов и крупных чиновников, хотя последние как будто вообще никогда не попадали в поле зрения служителей Закона.
Теперь же путь к спасению Селены лежал через этот принцип. Её обвиняли только в двух преступлениях: краже зачарованного меча из хранилища Гильдии магов и нападении на «Поплавок». Похождения на дорогах Сиродила остались неизвестными, а сама Селена, естественно, рассказывать о них не собиралась...
— Пора, а то заворковались уже, голубки, — стражница махнула рукой в сторону лестницы в общий коридор.
Марк с сожалением разжал пальцы, выпустил руки Селены.
Лёгкая улыбка снова появилась на её измученом лице, она проводила его взглядом, и, только когда шаги стихли за поворотом, вернулась, тяжело села на кровать, рассеяно рассматривая опустевший коридор. Слёзы медленно катились по её щекам.
— И что ты в ней только нашёл? — заговорила охранница, — Послушай-ка меня, я тебе дам добрый совет, плюнь и забудь.
Марк не ответил, и она продолжила:
— Я же вижу, как ты на неё смотришь. И ты, небось, думаешь, что это всё правда, да? Что она тебя любит, что она будет с тобой, вы поженитесь, и всё у вас будет расчудесно? Да ничего подобного!
Она с вызовом поглядела на него, Марк пожал плечами:
— Мы не говорили о любви и свадьбе...
Стражница рассмеялась:
— Конечно, не говорили. Ну и что? Я довольно пожила на свете, чтобы такие вещи понимать без слов. И я довольно видела таких вот, как она, и как ты. Ты ей поможешь, выкупишь её, а она плюнет на тебя, и сбежит, да тебя же ещё и обворует!
— Селена не такая. Она видела, чем это заканчивается...
— Крыса казематная твоя Селена, — оборвала тюремщица, — Все они такие. Ты, вроде, не мальчишка уже, а туда же! Не такая... помяни моё слово, увидишь ещё, какая она.
Как ни странно, но суд состоялся уже на следующей неделе, видимо, из-за ясности дела. Селена была поймана на месте преступления, и длительного следствия не потребовалось. Сыграла свою роль и всеобщая нервозность, слухи о вратах в Забвение только множились, обрастали дополнительными жуткими подробностями. Хотя город продолжал жить обычной жизнью, извечная столичная торопливость, казалось, изрядно усилилась. Обычные дела, например, о мелком воровстве, разбирались вообще за несколько минут. На пойманых жуликов налагали максимально возможный для их кошельков штраф, и выкидывали за ворота. Многие полагали, что поступило негласное распоряжение освободить в имперской тюрьме как можно больше пространства. Ожидалось, что этому комплексу с его мощными стенами вот-вот предстоит из места содержания преступников снова превратиться в крепость.
На арестантской жизни Селены эта суета не сказалась никак, «несчастливую» камеру не трогали, видимо, из суеверия, и девушка могла порадоваться хоть какому-то подобию спокойствия. По крайней мере, она была в камере одна, у неё имелось тёплое одеяло и свежая вкусная еда, которую Марк ежедневно передавал через охранников. Роскошь, по тюремным меркам.
Зал был почти пуст, лишь несколько случайных зевак сидели на скамейках у входа. Судья, немолодой уже человек, на лице которого явно читалась усталость, задумчиво глядел в окно, несколько оживившись только при появлении обвиняемой. Двое стражников в полном снаряжении, с деревянными дубинками вместо мечей, сопровождали Селену, казавшуюся рядом с их мощными фигурами такой хрупкой и уязвимой. Марк попытался поймать её взгляд, но она, погружённая в собственные мысли, рассеяно смотрела в пол.
Оглядев зал, судья прокашлялся и зачитал краткое дело. Государственный обвинитель поднялся со своего места, равнодушно посмотрел на Марка, потом на Селену, спокойно и без всяких видимых эмоций потребовал десять лет каторжных работ и пожизненную высылку за пределы Сиродила. Марк знал, что предлагаемое наказание будет примерно таким, они обсуждали это с Селеной. Она не отреагировала никак, по-прежнему глядя в пол.
Адвоката не было. Это вполне допускалось нормами судопроизводства, обвиняемая могла защищаться сама. Впрочем, расчёт они делали на другое. Марк, хотя и не являлся прямым участником дела, был, тем не менее, тем самым человеком, который и взял Селену в плен. В делах, связаных с пиратством, а захват «Поплавка» юридически таковым являлся, лицо, захватившее пиратов с поличным, имело право потребовать для них наказания или снисхождения. Тому были прецеденты, и некоторые из пиратов даже служили потом в имперском военном флоте. Разумеется, то были исключительные случаи, но разве сейчас в Тамриэле не исключительное положение?
— Обвиняемая, Вы признаёте себя виновной в краже оружия и попытке захвата судна?
Селена подняла голову, посмотрела на судью, заговорила негромко, но отчётливо:
— Да. Я признаю свою вину в обоих случаях.
— Вы имеете что-нибудь сказать в свою защиту?
— Нет. Я пользуюсь правом прошения о милосердии к лицу, взявшему меня в плен. Это присутствующий здесь Марк Амарис, гражданин Тамриэля.
Только сейчас она полуобернулась к нему, их глаза на мгновенье встретились. Селена коротко кивнула, доверяя ему свою судьбу. В её взгляде не было ни мольбы о помощи, ни слёз, только странно спокойное ожидание. Марк почувствовал сухость в горле, прокашлялся:
— Я представляю временное управление города Кватч. Как Вам, должно быть, известно, Кватч подвергся нападению и в данный момент восстанавливается силами уцелевших жителей, а так же добровольных и наёмных помощников.
Он перевёл дух. Главное сейчас — не показать лишних эмоций.
— Я действительно лично захватил обвиняемую в плен. Должен отметить, она проявила понимание и готовность к сотрудничеству, и не чинила никаких препятствий для её задержания и передачи в руки представителей Закона.
Так, по крайней мере, судья слушает спокойно, без явного неприятия. Теперь надо закончить, и так, чтобы это выглядело не мольбой о пощаде, а разумным решением.
— Ввиду её чистосердечного признания своей вины и раскаяния в содеянном, а также принимая во внимание готовность временного управления Кватча принять любую помощь в деле восстановления города, я прошу заменить каторжные работы и высылку выплатой штрафа и передачей обвиняемой под юрисдикцию графства Кватч и под мой непосредственный надзор.
Судья задумался, обратился к обвинителю:
— У вас есть возражения?
— Нет, — всё так же равнодушно ответил тот. Казалось, его исход заседания не беспокоил вовсе. Впрочем, подумал Марк, а почему бы это должно его волновать? Государственный обвинитель получает жалование за участие в процессах, а не за рвение на службе. Как, собственно, и судья. Время шло, и сейчас то самое бюрократическое равнодушие работало уже на Селену. Единственным, кто мог бы захотеть во что бы то ни стало отправить её на каторгу, был Ормил, владелец «Поплавка», но он отсутствовал. Марк чуть заметно улыбнулся — он сам намекнул трусоватому альтмеру, что Селена, увидев его, может впасть в ярость, а терять ей, обречённой на высылку, нечего. Она ведь была членом Гильдии магов, и никакие стражники не помешают ей наслать на него жуткое проклятие... такое, например, чтобы он споткнулся на трапе и упал в воду, к рыбам-убийцам. Как ни странно, трактирщик поверил такой явной глупости и не пришёл.
Судья тем временем зашевелился, прочистил горло:
— Принимая во внимание Ваше чистосердечное признание и раскаяние, и в отсутствие возражений со стороны обвинения, я не вижу причины отклонить ходатайство мистера Марка Амариса, и приговариваю Вас к выплате штрафа в размере тысячи септимов совокупно за кражу и попытку захвата судна, а так же передаю Вас под юрисдикцию графства Кватч, дабы Ваши способности были направлены на благо добрых граждан Империи Тамриэль. Присутствующий здесь мистер Марк Амарис назначается Вашим куратором на период нахождения Вас вне пределов графства Кватч до определения Вашей дальнейшей судьбы. Вы готовы внести необходимую сумму?
Марк шагнул вперёд, отвязывая от пояса кошелёк:
— Я готов.
— Что ж, как Вам будет угодно, — судья махнул рукой приказчику-протоколисту, тот высыпал монеты на столик, принялся считать. Это заняло некоторое время, наконец, убедившись, что перед ним сто десятисептимовых монет, он обернулся и утвердительно кивнул.
Переведя дух и глотнув из небольшого серебряного стаканчика, судья взял молоточек и ударил им по предназначеной для того дощечке:
— Заседание закрыто.
Она стояла у выхода, куда прошла сразу же после объявления приговора, и молча, выжидающе смотрела в его сторону. Марк приблизился, некоторое время тоже молчал. Слова не шли с языка. Он чувствовал её беспокойство и не мог решиться начать. Она... теперь, когда всё закончилось, что скажет она ему, как воспримет? Что вообще она о нём думает?
— Селена, я... всё прошло так, как мы и думали. Вы свободны...
— Свободна? — она посмотрела вдоль улицы, — Разве? Вы выплатили штраф... это немаленькая сумма. Я не скоро сумею отдать её Вам... даже если Ваши люди там, в Кватче, будут платить мне за работу. Кстати, что Вы хотите со мной сделать? Какого рода работа ждёт меня в Вашем городе?
Она говорила ровным, почти бесстрастным тоном, и лишь лёгкое напряжение в последних словах выдавало её чувства. Марк взял её руку, ласково погладил, надеясь нежностью развеять её страх:
— Вы свободны, Селена. Вы можете, если Вам так будет угодно, повернуться и уйти, я не задержу Вас. Кватч не каторга, это наш дом, этих людей, которые сейчас отстраивают его заново... и мой теперь тоже. Вы ничего не должны мне.
Она взглянула ему в глаза, ища подтверждения... может ли это быть правдой? Неужели он действительно не заявляет на неё права победителя, как сделал бы любой другой?
Она не подчинилась бы, она не из тех, кого можно купить. Но он и не пытался. Он просто смотрел и ласково улыбался и её ответная улыбка была столь же искренней и открытой.
У Селены была комната в одной из городских таверн, она зарезервировала её на неделю как раз перед нападением на «Поплавок». Сейчас, естественно, комната уже была сдана другим людям, но вещи, оставленые там, хранились у хозяина. Забрав их, они вернулись в «Таверну Всех Святых», где Селена сняла комнату и заказала ванну.
Когда она снова появилась в обеденном зале, Марк поразился её чудесному преображению. Вместо измученой узницы в мешковине перед ним предстала аккуратная молодая женщина в скромной, но нарядной красной рубашке и юбке с орнаментом, в чёрной, с вышитым краем, накидке на плечах. Она была красива той неброской, незаметной беглому взгляду красотой, которую нельзя описать банальными словами, красотой внутренней, происходящей от души, горящей в ясных глазах, озаряющей её обычную, в сущности, фигуру и всё ещё хранящее усталость лицо. Остаток дня они провели на улицах, бесцельно слоняясь по городу, наслаждаясь свободой и обществом друг друга.
Дела потихоньку начали налаживаться, и несколько дней Марк снова провёл в приёмных разных чиновников и торговых компаний. Селена иногда сопровождала его, иногда уходила гулять по городу одна. Но вечером они встречались, шли в дендрарий, где бродили вместе среди цветущих кустов, наполняющих тёплый воздух сладким ароматом, держась за руки и глядя друг другу в глаза. Стражники, патрулировавшие район, узнавали их издалека, приветливо кивали — историю Марка и Селены, в том или ином виде, знал каждый из них. Горожане, занятые своими проблемами, не обращали на странную пару внимания — слухи, один тревожнее другого, всё множились, и какое кому дело до этих двоих?
Наконец, Марк получил долгожданное известие от секретаря Совета Старейшин. Совет всё-таки сошёлся во мнениях, и Савлиану Матиусу было дано что-то вроде испытательного срока до завершения восстановления Кватча. Предположительно, ему должны были пожаловать полный титул при личном докладе Совету. Теперь все дела были закончены, и Марку нужно было ехать обратно. Погорельцы и так ждут слишком долго.
Они прошли, может быть, в последний раз, по дендрарию, через улицы города, спустились на набережную порта, к маяку. Отсюда был виден и «Поплавок», стоявший, как всегда, у своего причала. Ормил, с его неизменно безумной, но вполне традиционной, по альтмерским обычаям, причёской, рассеяно бродил по верхней палубе. Обернувшись, он всмотрелся в две фигуры около маяка и, всплеснув руками, поспешно скрылся внутри плавучей таверны. Селена беззлобно рассмеялась. Она больше не хотела никого пугать, но бедный трактирщик явно не испытывал желания её видеть. Решив не надоедать ему, они свернули на боковую дорогу, ведущую между городской стеной и берегом к огромному древнему мосту, соединяющему столичный остров с материком. Там они сперва просто шли в молчании, затем Селена остановилась, заговорила. Тон её был тих и серьёзен:
— Так откуда Вы взяли тысячу септимов, Марк? Я хочу знать это, ведь Вы не говорили, что у Вас найдутся такие деньги. Я предполагала, мне придётся выплачивать штраф частями и долго...
— Четыреста у меня было. Мне передали их за... за Вас.. — он запнулся, отвёл глаза.
— За мою поимку, так ведь, — мягко улыбнулась она, — Не бойтесь меня этим ранить. Вы сделали то, что должны были сделать, и получили положеную награду.
— Я не был уверен, что это правильно... в любом случае, я рад, что избавился от этих денег. Они не принесли бы мне ничего хорошего, но зато они помогли Вам, Селена.
— А шестьсот?
— Я продал меч.
— «Чёрную воду»? — удивилась она, потом вспомнила, — Ах, да. Я отдала меч Вам, следовательно, это Ваш трофей, и Гильдия магов не может просто забрать его.
— Я продал его магам, — рассмеялся Марк, — Так, или иначе, они всё равно получили его обратно.
— Что ж, «Вода» вернулась на своё место. А я? Куда идти мне?
Она задумчиво глядела вдаль, на блестящую, отливающую медью под вечерним солнцем гладь озера Румаре. Пора сказать всё.
— Идите со мной, Селена. Кватч ждёт меня... впереди ещё много трудностей, но мы справимся, ведь это наш дом. Пойдёмте домой.
Повернувшись, она посмотрела ему в глаза. Марк, без раздумий, настолько естественно это оказалось, опустился на колено, взял её руку и поцеловал.
— Селена... я люблю Вас.
— Я... люблю Вас, Марк.
Он поднялся, продолжая держать её руку. Мост, озеро, проезжающий мимо всадник в лязгающих доспехах — всё исчезло из вида, растворилось в глубине её зелёных глаз.
— Пойдёмте, — прошептала Селена, — Поедем в Кватч. Поедем домой.